Суворову удается без единого выстрела выпроводить отряд турецких кораблей из Ахтиарской гавани, что не удалось Прозоровскому. Он приказал соорудить батареи, господствовавшие над выходом из гавани. Турецкий начальник решил не терять времени и 17 июня с большим трудом (ветер был противный) вывел свои суда в море и вскоре ушел к Очакову. Хан выразил Суворову благодарность. Был доволен и Румянцев. Вскоре над Крымом нависла новая опасность. 9 июля 1778 г. Румянцев сообщил Потемкину о том, что «по последним известиям турецкий флот действительно уже выступил в Черное море под предводительством капитан-паши и пойдет в Синоп, а оттуда в Крым. А как там г. Суворов не говорлив и не податлив, то не поссорились бы они, а после и не подрались бы» [22].
Через пять дней Суворов получил письмо, подписанное адмиралом Газы Хасаном и трапезундским и эрзерумским губернатором Хаджи Али Джаныклы-пашою. Могущественный и полунезависимый правитель Джаныклы-паша посадил на суда капудан-паши свою собственную армию, намереваясь двинуться к крымским берегам. Турецкие военачальники в ультимативной форме требовали прекратить плавание русских судов по Черному морю — «наследственной области величайшего и могущественнейшего мо-
нарха, в которой никто другой и малейшего участия и никакого права не имеет». Заканчивалось письмо угрозой топить русские военные корабли. Письмо было адресовано Прозоровскому, так как турецкие военачальники еще не знали о смене командования в Крыму.
Суворов был готов к встрече непрошеных гостей: все места возможных десантов были надежно прикрыты укреплениями и войсками. Его ответ на письмо был преисполнен учтивостей на восточный манер, но тверд: он-де не может поверить, чтоб «письмо... точно от вас было писано, ибо особам на таком степени» (на каком стоят оба паши.— В. Л.) должно хранить не только обязательство своего государя на счет Крыма, но и соблюдать благопристойность и вежливость по отношению к России, с которой султан заключил договор о вечном мире. Угрозы и выражения неприязни свидетельствуют о намерении разрушить мир, и он, Суворов, имеет полное право дать отпор «сильною рукою», но при этом вся ответственность «пред Богом, Государем и пред целым светом по всей справедливости» падет на турецких военачальников.
Пока корабли Газы Хасана с десантной армией Джаныклы-паши медленно плыли от Синопа к берегам Крыма, Суворов по поручению Потемкина развернул подготовку к выводу христиан с полуострова. В Крыму давно существовали христианские колонии греков и армян. Они насчитывали более тридцати тысяч человек. Во время смуты 1777 г. христиане Крыма поддержали русские войска. История изобилует примерами жестоких расправ османских правителей над христианским населением Греции, Болгарии, южных славян, Кавказа. Поэтому угрозы фанатиков расправиться с крымскими христианами не были пустым звуком.
Потемкин, взявший курс на ликвидацию постоянной угрозы набегов на южные губернии, сознавал, что борьба с турецким владычеством будет долгой и трудной. Без сильного флота покончить со стратегическим преимуществом Порты невозможно, и Потемкин форсирует строительство базы Черноморского флота Херсона.
В начале июня 1778 г. Екатерина подписывает рескрипт Потемкину: «Надлежит сделать на Лимане редут, в котором бы уместились адмиралтейские верфи и прочее, по примеру здешнего, и назвать сие Херсон». Важным этапом в борьбе за Черное море становилось овладение Крымом. Ханская казна получала основные доходы от налогов на христиан, занимавшихся ремеслами, торговлей, сельским хозяйством, рыбной ловлей. Вывод христиан подрывал и без того слабую финансовую базу Шапш-Гирея. Строго соблюдая добровольность переселения, чтобы не вызвать разрыва с ханом, Суворов и резидент Константинов напрягают все силы: все искусство дипломатии пущено в ход, чтобы умилостивить Шагин-Гирея. Увещевание греков и армян на выход из Крыма взяли на себя духовные пастыри христианских общин. Хан и правящая верхушка ханства сразу поняли, чем грозит выход христиан. Шагин-Гирей обвинил Суворова в том, что его агенты принуждают христиан к выезду угрозами и обманом и что это является нарушением договора о независимости ханства. Он требовал пресечь эти действия. Суворов просил Константинова в личной беседе с Шагин-Гиреем объяснить мотивы действий России, но хан отказался принять резидента и в новом письме Суворову от 22 июля обвинил его в неуважении к себе лично, потребовав полного ответа по делу христиан. Суворов еще раз разъяснил, что христиане просили императрицу о защите «от предгрозимых бедствий и сущего истребления» и подтвердил верность России договорным обязательствам с Крымом. На просьбу дивана о 25-дневной отсрочке вывода христиан было вежливо, но твердо отказано. Хан пригрозил жалобой Панину и Румянцеву на несправедливости, якобы совершенные Суворовым и его подчиненными. В знак протеста Шагин-Гирей покинул дворец в Бахчисарае и стал лагерем в нескольких верстах от своей столицы. Впечатлительный Суворов, описывая Турчанинову ход переселения, не устает повторять: «Боюсь особливо Пе[тра] Александровича] (Румянцева.— В. Л.) за християн. Хан к нему послал с письмами своего наперсника. Чтоб он меня в Санкт-Петербурге чем не обнес. Истинно, ни Богу, ни Императрице не виноват».