Вдруг я вскочил. За шею побежала накопившаяся над заплатанной парусиной холодная дождевая вода. В то же время влево от моста послышалось топанье конских копыт. "Что бы это было? -- подумал я.-- Откуда явиться коннице? Уж не янычары ли пробрались в обход?"
Накинув наскоро шинель, я вышел из палатки. Дождь перестал. К пригорку, брызгая по лужам, пробирались гуськом всадники. В начинавшемся бледном рассвете я разглядел казачьи шапки и пики.
– - Чья колонна? -- спросил, завидев меня, передний, останавливая у взгорья поджарого, тяжело дышавшего впалыми ребрами, горбоносого кабардинца.
– - Шестая, Кутузова,-- ответил я, видя, что часовой у въезда в лагерь вытянулся перед всадником во фронт.
– - Какие части? -- продолжал тот.
– - Три батальона егерей, два гренадеров и сотня бугских стрелков. За ними ночует отряд Самойлова и часть артиллерии Мекноба…
Говоря это, я приблизился и разглядел всадника. То был худой, подвижный, с маленьким личиком старик; длинные седые локоны выбивались из-под намокшего треугола. Серая, подпоясанная ремнем, старенькая шинель была черная от дождя. Комки жидкой грязи облипали высокие сапоги, обвислые фалды и руку, в которой была нагайка.
– - Офицер? -- крикливым, добрым голосом спросил старик, склонив ко мне обветренное и чуть видное от брызг грязи лицо.-- Ну, ваше благородие, уважь, веди нас к Михаиле Ларивонычу. Старый знакомый… Что смотришь? Гонцы, голубчик, с повелением, из главной квартиры, гонцы… пристойная знатность, помилуй Бог!
– - Позвольте узнать, с кем имею честь?
– - Цимлянской станицы старшина, Фрол Терентьев Балаболкин.
Я, как подобает, отдал честь прибывшему и повел его к ставке Кутузова. Спутники старика двинулись следом, с удивленными лицами оглядывая меня и как бы меж собой перемигиваясь.
– - Так вы, сударики… на попятный? Отступать? -- насмешливо допрашивал, обдергиваясь и оправляясь в седле, именовавший себя Балаболкиным.
– - Разве мы? -- ответил я.-- Мало ли чего хотелось бы. Велено, нечего рассуждать.
– - Гости хорошие и вести такие же,-- проговорил и прищелкнул пальцами старик.-- Не крикнет трижды петел, отречетесь от принятых решений: а ты, козырь! Ишь, встал раньше всех… молодец!
Меня что-то как бы подталкивало и подмывало. Сам не понимая почему, я точно на крыльях летел. Странное, сладкое чувство всего меня наполняло.
Среди луга, отделявшего два взгорья, была широкая водомоина. Рыжий кабардинец старика заупрямился. Я подобрал плащ, шагнул в воду, взял коня под уздцы и перевел через колдобину.
– - Эх, важно! Так, так! -- ободрял всадник, видя, как я шлепаю ботфортами по воде.-- Да ты в воде, как дома… уж не из моряков ли?
Я ответил, что из моряков.
– - Покинул Рибаса? И хорошо сделал… Ротой командуешь? Молодец! Штык, он лучше, брат, всякой лодки доедет…
Мы добрались до палатки отрядного командира. Кутузов был уже на ногах. Денщики возились у распакованной фуры, ставили самовар. Толстенький, румяный и невыспавшийся адъютант Кнох что-то с недовольным видом писал под диктовку Михаила Ларионыча на барабане. Сам Кутузов сидел на опрокинутом ведерке; полковой фельдшер в фартухе выбрил ему правую щеку и подновлял мыло на левой.
Не успел я с рукой у шляпы отрепортовать генералу о прибытии из главной квартиры такого-то гонца,-- всадники, пробравшись между фур, тоже наспели к палатке. Передовой вскочил наземь, бодро встряхнулся, бросил поводья ближнему из казаков и мелким бойким розвальцем двинулся к генералу.
– - Хорош Балаболкин!.. Батюшка граф Александр Васильич! -- вскрикнул Кутузов, отстранив фельдшера и вставая навстречу гостю.
– - Ура! -- весело произнес, оглядывая всех и махая мокрой шляпой, гость.-- Таким богатырям да отступать? Назад! Обратно, с походом…
"Генерал-аншеф Суворов! Ужли он? Откуда?" -- послышались голоса вблизи меня. Я обмер в радости и удивлении.
Суворов и Кутузов дружески обнялись.
– - Вы, сударь, с вами Гудович, Голицын, Мекноб и Рибас, все,-- продолжал Суворов, не выпуская из перепачканной, худой и красной своей руки полных белых пальцев Кутузова,-- все части отныне становятся под мою верховную команду.-- Кутузов, моргнув зрячим глазом, почтительно приставил ко лбу пальцы свободной руки.-- А потому, батюшка, ординарцев сюда, штабных, вестовых, трубача! Снимать лагерь. Да-с… Мешкать нечего… Приятно будет неверным, фуй, вот как приятно-с! -- как пилюля полынная… Нынче ж к вечеру на прежние позиции к Измаилу; а завтра… помилуй Бог!.. увидим, как поступить.