28 июня шведы при Роченсальме нанесли поражение российскому Балтийскому флоту, которым теперь командовал принц Нассау-Зиген. Русские потеряли 55 судов. Екатерина, не любившая дурных вестей, сообщила об этом Потемкину лишь спустя две с половиной недели. Впрочем, нет худа без добра — эта победа подвигла шведского короля на заключение мира. 3 (14) августа соглашение было подписано в Вереле. «Одну лапу мы из грязи вытащили, — писала Потемкину Екатерина. — Как вытащим другую, то пропоем Аллилуйя».[904]
Выход Австрии из войны с Портой временно снял угрозу нападения Пруссии на Россию. Потемкин и Екатерина понимали, что, пока Берлин и Лондон обдумывают следующий ход, можно попытаться ослабить позиции турок, укрепивших свои армии на Дунае и на Кавказе. «Я был в Николаеве, Херсоне и Очакове, все тамо, что нужно, рас-порядил и, уставши как собака, возвратился, зделав до тысячи верст, и двести 40 верст от Очакова в Бендеры перескакал в пятнадцать часов».[905] Флот должен был патрулировать по Черному морю, а армия — занять все крепости на Дунае. Флотилии под командованием Хосе де Рибаса, составленной из переоборудованных императорских галер, бентамовских канонерских лодок, запорожских чаек и марсельского торгового судна, превращенного в боевой корабль, предстояло подняться вверх по Дунаю и соединиться с армией под стенами Измаила — самой неприступной из турецких крепостей в Европе.
Летом Потемкин лично занялся подготовкой экипажа флотилии. Его инструкции, предвосхищавшие суворовскую «Науку побеждать», описывают еще неведомые другим европейским армиям штурмовые десантные соединения: «Всего нужнее сделать разбор верный людям и узнать, кто имеет способность цельно стрелять, кто легче в бегу и кто мастер плавать; все построения должны производиться отменно живо, разсыпаться и тотчас строиться [...] Приучать их бегать и влазить на высоты, переходить рвы и прочее [...] обучать скрываться и подкрадываться к неприятелю, чтоб схватывать его часовых. К таковым экзерцициям и офицеры приучены должны быть».[906] Кавказский и Кубанский корпуса получили приказ разбить 40-тысячную армию Батал-паши.
В августе князь Таврический установил свою штаб-квартиру в Бендерах, на Днестре, откуда было удобно руководить армиями и флотом, оставаясь в контакте с Петербургом, Веной и Варшавой.
Новая кампания — новая возлюбленная: отношения с Прасковьей Потемкиной, которая провела со светлейшим два года, кончились в Яссах, и он отправил ее в лагерь к мужу. Возможно, за этим последовал короткий роман с Екатериной Самойловой, женой его племянника; — той самой, за которой под Очаковом ухаживал Роже де Дама.
Но скоро место «султанши» заняла княгиня Екатерина Долгорукова. Ей только что исполнился 21 год, нее называли самой красивой женщиной в России. «Ее красота поразила меня, — писала художница Виже-Лебрен. — В ее чертах есть что-то греческое и еврейское, особенно в профиль».
Кроме петербургских красавиц, двор Потемкина оживляли французские эмигранты, бежавшие от революции и поступившие на русскую военную службу. У графа Александра де Ланжерона, ветерана американской войны за независимость, высокомерного французского аристократа, презиравшего примитивных русских, азиатский стиль жизни светлейшего вызывал такое отвращение, что он верил самым злым сплетням про него и охотно повторил их в своих записках. Ланжерон был отставлен Александром I после Аустерлицкого сражения, потом прощен и назначен генерал-губернатором южных провинций — должность, с которой он не смог справиться больше одного года, — и только после всех этих разочарований он признал гений Потемкина и воздал ему должное.
Вслед за Ланжероном явился его более одаренный соотечественник, 24-летний Арман дю Плесси, герцог Ришелье. Внучатый племянник кардинала Людовика XIII и внук фельдмаршала Людовика XV, он унаследовал от первого знание человеческого сердца, а от второго терпимость к чужим взглядам. О Потемкине Ришелье говорил, что для него нет ничего невозможного — «он правит землей от Кавказских гор до Дуная, разделяя с императрицей власть над остальной частью империи».[907]
При дворе Потемкина в Бендерах царила «азиатская роскошь»: «В те дни, когда не было бала, общество проводило вечера в диванной. Мебель здесь была покрыта турецкой розовой материей, затканной серебром, на полу лежал златотканый ковер. На роскошном столе стояла курильница филигранной работы, распространявшая аравийские ароматы. Разносили чай нескольких сортов. Князь был обычно одет в кафтан, отороченный соболем, со звездами св. Георгия и Андреевской, украшенной бриллиантами». Рядом с Потемкиным почти все время находилась княгиня Долгорукова — на ней «был костюм, напоминавший одежду султанской фаворитки — недоставало только шаровар».[908]