Польша тем временем вооружалась. «Буде совершит договор свой с Портою и пристрастие окажет на деле с Королем Прусским, ежели он решится противу нас действовать, в то время должно будет приступить к твоему плану», — писала Екатерина Потемкину.[917] Хуже всего было то, что англичане и пруссаки готовились к войне всерьез.
Польские патриоты без умолку кричали о его королевских амбициях. С 1789 года на сейме предпринимались попытки лишить его польского дворянства и конфисковать польские имения. Жалуясь императрице на судебные тяжбы, в которые его вовлекают польские власти, он просил у нее поместье в Екатеринославской губернии: «Довольно я имел, но нет места, где б приятно мог я голову приклонить». Государыня пожаловала ему имение и перстень на именины.[918]
Потемкин предпринял еще одну попытку договориться с турками, но становилось все яснее, что действовать можно только силой. «Наскучили уже турецкие басни, — писал светлейший находившемуся при визире Лашкареву 7 сентября. — Мои инструкции: или мир, или война. Вы им изъясните, что коли мириться, то скорее, иначе буду их бить».[919]
В марте Потемкин принял на себя командование Черноморским флотом, назначив контр-адмиралом Федора Федоровича Ушакова. Это был блестящий выбор. В первых же боях Ушаков одержал над турками две победы, 8 июля в Керченском проливе и 28-29 августа при острове Тендра, где разбил корабль адмирала, трехбунчужного паши Саит-бея, «лутчего у них морского начальника». «На Севере Вы умножили флот, — напоминает Потемкин Екатерине, — а здесь из ничего сотворили. Ты беспрекословно основательница, люби, матушка, свое дитя, которое усердно тебе служит и не делает стыда». Она отвечала: «Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим изстари Россия привыкла, а о морских Ея подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало [...] Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следственно, сердцу близко».[920] Гребная флотилия под начальством Рибаса и флотилия черноморских казаков под командованием Головатого получили приказ идти к устью Дуная, под прикрытием парусников, и прорваться в реку. Сам главнокомандующий поспешил в Николаев и Крым осмотреть суда и приказал армии выступать к Дунаю.
Хорошая весть пришла с другого конца Черноморского побережья: 30 сентября генерал Герман разбил на берегах Кубани 25-тысячную армию Батал-паши. «Мы не потеряли и сорока человек!» — радостно сообщал Потемкин.[921]18 октября пала крепость Килия на Дунае, а через два дня флотилия Рибаса захватила крепости Тульча и Исакча. Турецкая флотилия на Дунае прекратила существование. К середине ноября весь нижний Дунай, от устья до Галаца, был в руках русских, кроме могучей, по-европейски укрепленной твердыни — крепости Измаил.
23 ноября 1790 года тридцатитысячное русское войско под командованием Ивана 1Удовича, Павла Потемкина и Александра Самойлова и флотилия под начальством Хосе де Рибаса, подошли к Измаилу. Погода стояла холодная, армии грозил голод. Только бесстрашный Рибас был готов к штурму, трое других генералов ссорились между собой и медлили. Ни один из них не имел достаточного авторитета в войсках, чтобы повести их на приступ. Измаил, построенный на естественном уступе скалы, защищался 265 пушками и гарнизоном из 35 тысяч солдат, то есть целой армией. С одной стороны крепость защищала полукруглая стена огромной толщины, глубокие рвы, сообщающиеся между собой башни и редуты, а с другой — Дунай. Фортификации были усовершенствованы французскими и немецкими инженерами.
Потемкин остался в Бендерах. Он продолжал вести прежний образ жизни. Постепенно остывая к Долгоруковой, он приблизил к себе Софию де Витт.
Никто не знал, что 25 ноября Потемкин послал Суворову, стоявшему со своим корпусом под Браиловом, секретный приказ — возглавить штурм Измаила: «Сторона города к воде очищена, остается предпринять с помощью Божиею на овладение города. Для сего, Ваше Сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду». И в тот же день: «Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет вам во всем на помогу и по предприимчивости и усердию; будешь доволен и Кутузовым».[922]
918
Переписка. № 1081 (Потемкин Екатерине II 10 сен. 1790); №№ 1087, 1089 (Екатерина II Потемкину 30 сен., 1 окт. 1790).
920
Переписка. № 1079 (Потемкин Екатерине II 4 сен. 1790); № 1085 (Екатерина II Потемкину 16 сен. 1790).
921
Переписка. № 1079 (Потемкин Екатерине II 4 сен. 1790); № 1085 (Екатерина II Потемкину 16 сен. 1790).