Таким образом, Первый гренадерский полк был спасен от уничтожения. Любопытно, что, рассказывая о том же самом эпизоде, Воронцов утверждал, будто это его гренадеры спасли конницу Потемкина от разгрома, а самого Григория Александровича от неминуемого плена68.
Поскольку мы знаем о случившемся только из мемуарных источников, то выяснить, что же произошло под си-листрийскими стенами, довольно трудно. Главная задача гренадер — метанием гранат уничтожить как можно больше живой силы противника. Для успеха их действий необходимо, чтобы перед ними находился только неприятель. Когда завязывалась схватка, швырять гранаты по дерущимся становилось опасно: можно было нанести урон не только врагу, но и своим. Помещение гренадер в авангарде обеспечивало им возможность удара по «однородному» неприятелю.
Именно так Румянцев и расположил полк Воронцова. Но его атака захлебнулась. Турецкая конница взяла гренадер в кольцо. Самойлов говорит: «Потемкин, чувствителен будучи к славе, с прискорбием видя себя не в передовых войсках, упросил фельдмаршала, дабы позволено ему было идти вперед»69. Вероятно, прорыв конницы с левого фланга в авангард против турецкой кавалерии был специально предпринят по приказу Румянцева в помощь неудачной атаке гренадер. Фельдмаршалу донесли об опасном положении Воронцова, тем временем Потемкин просился на передовую, и Румянцев разрешил его коннице действовать.
Если следовать рассказу Воронцова, то Потемкин первый должен был соприкоснуться с неприятелем, чего быть не могло, поскольку Григорий Александрович в начале наступления находился на левом фланге. Раньше других турок встретили выдвинутые вперед войска авангарда, где находились гренадеры. Когда русская конница пришла им на выручку, надо полагать, и сами гренадеры не остались безучастны: имело место боевое взаимодействие, что и позволило Воронцову впоследствии приписать лавры себе.
22 июня начался приступ крепости, однако он окончился неудачей. Во время штурма фельдмаршал узнал, что командующий турецкой конницей Черкес-паша во главе семитысячного отряда приближается к Силистрии. Румянцев немедленно развернул корпус Потемкина против новой угрозы. Григорию Александровичу удалось отогнать турок и затем, по приказу командующего, он прикрыл отход наших войск от крепости. Под его защитой главный корпус благополучно отступил и соединился с корпусом генерала Вейсмана, прежде одержавшего победу над 20-тысячными войсками Нюман-паши. В этом кровопролитном бою сам Вейсман погиб. 23 июня Потемкин принял его полки под временную команду и привел их к основным силам70. После чего он возвратился на прежнюю позицию у местечка Лукорешты напротив Силистрии, где и оставался в течение почти всей кампании 1773 года. Глубокой осенью Румянцев приказал ему возвести батареи на злополучном острове и начать методичный обстрел города. Именно за бомбардировкой Силистрии и застало Григория Александровича письмо Екатерины от 4 декабря, которым он был приглашен в Петербург. Война для Потемкина закончилась.
ВЫБОР СОЮЗНИКА
Балансируя между партиями Орловых и Паниных, императрица остро нуждалась в человеке, лично ей преданном и всем обязанном исключительно ее милости. В фаворите, готовом оставить свою группировку, с которой его связывала только нужда, и проводить линию, выгодную самой государыне, укрепляя, таким образом, лишь ее власть. Все говорило в пользу Потемкина. Его многолетняя безответная страсть, опыт государственной работы, сильные покровители, обширные связи в военной и чиновничьей среде. К тому же о нем Екатерине все уши прожужжала ее ближайшая подруга Прасковья Александровна Брюс — сестра Румянцева, представлявшая собой как бы петербургское «отделение» его партии71.
В течение 1770–1773 годов Румянцев несколько раз посылал своего протеже ко двору с важными поручениями. Однажды, во время приезда 1773 года, Потемкину пришлось в Совете отстаивать мнение, противоположное мнению императрицы72. Екатерина прислушалась к его словам и позволила себя убедить. Во время этого приезда Григорий Александрович близко общался с императрицей и даже выполнял при случае функции ее секретаря. Сохранился черновой рескрипт на имя генерал-майора Василия Алексеевича Кара, написанный рукой Потемкина73, по всей вероятности, под диктовку Екатерины.
Судя по «Всеобщей придворной грамматике» Д. И. Фонвизина, Потемкин принадлежал в то время к лицам «полугласным» и стремился пробиться в «гласные». «Какие люди обыкновенно составляют двор? — спрашивает Фонвизин и сам себе отвечает: — Гласные и безгласные…Сколько у двора бывает гласных? Обыкновенно мало: три, четыре, редко пять. Но между гласными и безгласными нет ли еще какого рода? Есть: полугласные, или полубояре…Полубоярин есть тот, который уже вышел из безгласных, но не попал еще в гласные, или, иначе сказать, тот, который перед гласными хотя еще безгласный, но перед безгласными уже гласный»74. В тот момент при дворе по-настоящему «гласными» были: Г. Г. Орлов, А. Г. Орлов, Н. И. Панин и П. А. Румянцев. По отношению к ним Потемкин находился в положении «полубоярина» и был до поры до времени не опасен.