Ход его мыслей нарушил пронзительный свист закипевшего чайника. Налив кипяток в чашку, куда он положил пакетик с чаем, обнаруженный им в расписанной цветами банке на незастекленной полке, Редклифф бросил взгляд на причудливые черно-белые часы в форме кошки и вдруг вспомнил, что Джоанна уже довольно долго не выходит из спальни. Что она там делает? Взяв чашку, он подошел к спальне и осторожно постучал в закрытую дверь. Потом еще раз. Ответа не последовало. Рискуя навлечь на себя ее гнев, он отворил дверь и вошел.
Лежа на тахте, Джоанна глубоко спала. На мгновение его охватила паника, но он тут же успокоился, заметив, как мерно вздымается и опускается ее грудь. Дыхание ее было еле слышным и напряженным, но ровным.
Стараясь не разбудить ее, Редклифф расстегнул застежки на высоких, по щиколотку ботинках и осторожно снял их. За ботинками последовали красные носки, потом брюки.
- О Господи! - Он застонал, увидев узкую полоску малиновых кружевных трусиков, высоко сидящих на ее округлых бедрах. Да, эта женщина ни за что на свете не станет носить белые хлопчатобумажные трусики. Впрочем, подумал он, не отрывая взгляда от проступавших под тканью мягких волосков, на ней даже панталоны монашенки будут, наверное, иметь на редкость сексуальный вид.
Наморщив лоб, он принялся снимать с нее джемпер, тщетно пытаясь унять дрожь в пальцах. Как он и боялся, лифчик оказался одного цвета с умопомрачительными трусиками. Его малиновый цвет мог ввести в искушение кого угодно.
Пожирая глазами женщину, в томной позе раскинувшуюся перед ним, Редклифф испытывал чувство, подобное тому, которое охватывает голодного человека, прижавшегося лицом к стеклянной витрине булочной без надежды даже на корочку хлеба.
За прошедшие месяцы он пришел к неутешительному выводу: Джоанна послана ему самой судьбой, чтобы мучить его, не давать ему покоя ни днем, ни ночью, сводить его с ума грезами, которые он не мог, да и не смел воплотить в жизнь. Должно быть, Господь Бог сотворил ее с единственной целью - уверить его, Редклиффа, в том, что самообладание, которым он всегда так гордился, на самом деле не что иное, как химера. Да, это яркая, умная и очаровательная женщина, перед которой не идут ни в какое сравнение все остальные женщины, встречавшиеся ему в жизни.
Протяжно вздохнув, Редклифф сумел-таки накрыть ее простыней, потом нагнулся, поцеловал в губы и тихо вышел из спальни.
В гостиной он поднял трубку телефона с изображением Микки Мауса на наборном диске и попросил телефонистку соединить его с Милдред.
Проснувшись несколько часов спустя, Джоанна обнаружила рядом с собой профессиональную частную сиделку, которую наняли для нее Милдред с Редклиффом. Она попыталась было уверить эту белокурую амазонку в том, что прекрасно сумеет позаботиться о себе сама, но в ответ Ингрид Хольстен сложила мускулистые руки на широкой груди и застыла как статуя.
На третий день лечения, сопровождавшегося откровенным бездельем и оттого казавшегося особенно грешным, Джоанна, вверенная заботам сиделки, решила, что, пожалуй, нет ничего плохого в том, чтобы немного расслабиться. К тому же Ингрид доказала, что она не только умело ухаживает за своей подопечной, но так же прекрасно готовит и печет хлеб.
Глава 23
- Когда ты наконец поймешь, что это Элисон? - решительно спросила Милдред.
Редклифф приехал в Сарасоту, чтобы сообщить пожилой леди о том, как продвигается выздоровление Джоанны. Хотя он больше ни разу не появлялся в симпатичном маленьком бунгало, Ингрид Хольстен ежедневно самым подробным образом информировала его о самочувствии девушки. Разговаривал он и с ее лечащим врачом.
- Полной ясности все равно еще нет, - ответил Редклифф, как делал всякий раз, когда Милдред заводила об этом речь.
Иногда, как сейчас, он жалел, что вообще встретил Джоанну Лейк. Надо же было ему в тот праздничный вечер сыграть роль рыцаря! Кажется, это было давным-давно… А теперь вот они оба страдают.
Однажды в далеком детстве он случайно наткнулся на дикую сову, которая отчаянно пыталась взлететь, несмотря на перебитое крыло. Сняв рубашку, он завернул в нее раненую птицу, принес домой и в течение двух недель кормил ее полевыми мышами и ночными насекомыми, а сова вместо благодарности чуть не откусила ему кончик пальца.
Добро никогда не остается безнаказанным, говорила когда-то его бабка. В то время Редклифф не догадывался, насколько пророческими окажутся ее слова.
- Неужели ты не видишь сходства? - продолжала Милдред.
- Она очень похожа на тебя в молодости, согласен. Но это еще не значит, что она твоя внучка. Если уж на то пошло, то Памела - твоя племянница, однако черт фамильного сходства с семьей Сэвидж у нее нет и в помине.
Милдред недовольно поморщилась, вспомнив, что племянница звонила вчера вечером и просила срочно дать взаймы денег для оплаты ее расходов в Монте-Карло. Кроме того, она просила ничего не говорить об этом звонке Редклиффу, что было не так просто, поскольку Милдред старалась не вмешиваться в постоянные скандалы этой супружеской пары. Оба взрослые люди, говорила она себе бессчетное число раз. Чем они занимаются и с кем именно - решать им самим, лишь бы это никак не отражалось на делах компании.
- Памела унаследовала свою внешность от матери.
И поведение тоже, подумала Милдред. Выйдя замуж за Нортона Сэвиджа, Оливия, дочь виконта, баловавшаяся теннисом, оказалась совсем не той тихоней, какую изображала из себя до свадьбы. Печальная истина заключалась в том, что Оливия оказалась нимфоманкой, каких мало.
Редклифф уже пожалел, что упомянул имя Памелы. Ему не хотелось говорить о жене.
- А ты не хочешь поделиться своими мыслями на этот счет с Джоанной?
Милдред вздохнула.
- Нет. Пока нет. - По глубоким морщинам, прорезавшим ее лоб, Редклифф понял: она вспомнила, что однажды уже была абсолютно уверена в том, что нашла Элисон. - Только после того, как мы выпустим коллекцию «Лунный берег». Впрочем, это не мешает нам увидеться с ней здесь.
- Милдред…
Он попытался было возразить, но та и ухом не повела.
- Бедная девочка до того доработалась, что заболела. Когда она поправится, ей нужен будет отдых.
- Ты предлагаешь, чтобы она набиралась сил здесь, в Сарасоте. - Тон, которым он произнес эти слова, не был вопросительным.
Морщины на лбу Милдред разгладились.
- Да, здесь, - подтвердила она. - В том самом доме, где она родилась, где родились ее отец и дед.
В течение десяти дней Джоанну пичкали антибиотиками, кормили печеньем с маслом и джемом, яблочным суфле, аппетитно пахнущими тушеными овощами, пирожками с курицей, сочными, тающими во рту клецками. Наконец она решила, что здорова и готова снова взяться за работу.
Лечащий врач согласился с нею, но взял с нее обещание работать сначала не более нескольких часов в день, постепенно переходя к привычному рабочему ритму.
- Вы все еще очень бледны, - обеспокоенно заметила Милдред, когда они увиделись в офисе компании. Хотя Джоанне удалось снова набрать несколько совсем не лишних фунтов веса, цвет ее лица по-прежнему мало чем напоминал здоровый румянец, ранее игравший на ее щеках.
- Ничего, это пройдет.
- Конечно, пройдет. Но мы с Редклиффом хотим, чтобы вы хорошо отдохнули. До премьерного показа коллекции Джоанны Лейк в Детройте осталась всего неделя. Для окончательного выздоровления лучшего места, чем мой дом, не найти.
- Вы хотите, чтобы я приехала в Сарасоту? И жила у вас в доме?
- Я очень хочу, чтобы вы у меня погостили.
- Но я не могу уехать из города. Мы с Редом еще не решили, как быть с музыкальным сопровождением. - Она настаивала на том, чтобы пригласить музыкантов, а он считал, что дешевле поставить фонограмму, на что она, в свою очередь, возражала: мол, с таким же успехом можно слушать музыку в кабине лифта.
- Это может подождать. - Милдред пропустила ее слова мимо ушей. - Ред сам позаботится о таких мелочах. Поверьте, дорогая, если уж он взялся за дело, то обязательно доведет его до конца. К тому же вы все равно не сможете с ним встретиться. Его нет в городе.