Вся комната была в ярких цветах. Лепестки роз нежно-розового оттенка горели на обоях кремового цвета. Мягкие игрушки и куклы в элегантных нарядах, соперничавшие белизной лиц и рук с фарфором, лежали поверх стеганого одеяла, украшенного ручной вышивкой в виде розовых и пастельно-желтых тюльпанов. Из-под одеяла торчал край вышитого покрывала, отделанного розовой лентой из полушелковой материи, которое служило защитой от пыли. Шитье украшало также покрывало, наброшенное поверх овальной формы прикроватной тумбочки, и занавески на окнах. В одном углу комнаты стоял вырезанный из сосны конь-качалка с гривой из белой пряжи, в другом - домик для кукол викторианских времен. Словно зачарованная, Джоанна рассматривала изумительно красивую плетеную детскую кроватку, предназначенную, казалось бы, для самой принцессы… или ее кукол.
- Раньше здесь была комната Элисон, - раздался у нее за спиной тихий голос Милдред, которая поднялась наверх, чтобы пригласить ее к обеду, и неслышно вошла в комнату.
Джоанна резко повернулась.
- Элисон? - Она нагнулась над кроваткой, где лежала розовощекая кукла с пухлыми, как у купидона, губками, и осторожно поправила на ней сбившуюся набок сорочку, отделанную кружевами наподобие тех, которые надевают на девочек при крещении.
- Это моя внучка.
- Я не знала, что у вас есть внучка. - Джоанна вспомнила, что единственным членом семьи, о котором упоминала Милдред, был ее муж Майкл, ныне покойный. Она считала, что детей у них не было.
- О да! - В глазах у пожилой женщины появилось печальное выражение. - Она была самым прекрасным ребенком на свете. Словно летнее солнышко. Она была еще совсем маленькой, но ее радостная улыбка озаряла все вокруг. Ее мать, жена моего сына Астора, все время корила меня за то, что я ее балую, но мне всегда казалось, что нельзя избаловать ребенка, которого любишь больше всего на свете.
- То же самое всегда говорила моя мама, - пробормотала Джоанна. У нее никогда не было столько игрушек и такого богатства, как у Элисон Сэвидж, но она всегда была уверена, что мать в ней души не чает. - Вы сказали «была», - произнесла она, словно мысль об этом только что пришла ей в голову. - Неужели Элисон…
- Умерла? - перебила ее Милдред, избавляя Джоанну от необходимости произносить вслух слово, казавшееся ей немыслимым. - Нет. - Она тряхнула копной белокурых волос. - Нет, моя Элисон не умерла. А вот ее родителей, к сожалению, уже нет в живых. Их убили. Внизу, в библиотеке. Это произошло двадцать четыре года назад. Элисон тогда было всего два годика.
- Какая трагедия!
- Да, просто ужас. А внучку мою в то же самое время похитили.
- Похитили? - Испуганно вздрогнув, Джоанна медленно обвела комнату взглядом.
- В ту ночь, когда произошло убийство, ее украли прямо из кроватки. - Милдред внимательно наблюдала за ней. - Разумеется, я позаботилась о том, чтобы все в этой комнате осталось таким же, как в ту ночь, разве что убрала колыбель и поставила детскую кроватку, а теперь еще и эту качалку. Полиции так и не удалось найти мою внучку, но я уверена, что рано или поздно Элисон вернется. Мне хочется сохранить эту комнату в таком же виде до ее возвращения.
- Здесь очень красиво, - пробормотала Джоанна. - Когда была маленькой, я часто мечтала о такой комнате.
- Конечно. - Перехватив быстрый, недоуменный взгляд девушки, Милдред поспешно добавила: - Разве каждая маленькая девочка не мечтает о том же самом?
- Да, наверное.
Подойдя к белой полированной книжной полке, Джоанна провела рукой по кожаным переплетам книг, которые давно уже стали классикой. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Робин Гуд», «Спящая красавица», «Остров сокровищ». Все эти произведения слишком сложны для двухлетней девочки.
- «Спящая красавица» была одной из моих самых любимых сказок. - Интересно, мелькнула у нее мысль, читала ли мать Элисон эту сказку ей на ночь, как в свое время делала ее собственная мать?
- Эли обожала лошадей. - На глазах у Милдред блеснули слезы. - Я собиралась, когда ей должно было исполниться три года, подарить ей на день рождения пони, но Патриция… это моя сноха… считала, что она еще слишком маленькая. А вот меня отец в первый раз посадил на лошадь, когда я еще не умела ходить.
По тому, как загорелись у Милдред глаза, было видно, что она вспоминает спор, который давным-давно вышел у нее со снохой.
- Первое мое детское воспоминание такое: я сижу верхом на Лунном свете… это любимый чистокровный жеребец отца из нашей конюшни… и чувствую себя на седьмом небе от счастья.
Джоанна снова отметила, с каким нарочитым пренебрежением Милдред относится к несметным богатствам своей семьи. Она отпустила замечание насчет принадлежащей ее семье конюшни таким же небрежным тоном, каким вскользь упомянула о горничной, прибирающей в комнатах на верхнем этаже. В детстве и в юности, в те годы, когда ее мать отчаянно пыталась заработать им на кров и пропитание, Джоанне бессчетное число раз приходила в голову мысль о том, что, будь они богатыми, все их проблемы решились бы сами собой.
Но сейчас она уже так не думала. Понаблюдав за некоторыми из клиентов Бертье, не говоря уже о вечно всем недовольной Памеле Морино, посидев не один раз в первом ряду в зале суда, где Холли отчаянно боролась за то, чтобы получить от мужа развод, и вот теперь, услышав о трагедии, происшедшей во вроде бы такой благополучной семье Милдред Сэвидж, она в который уже раз подумала, что богатство - это еще далеко не все в жизни. Конечно, оно дает возможность купить столько красивых вещей. Взять хотя бы этот дом и его изысканную обстановку. Оно помогает решить великое множество финансовых проблем, встречающихся в повседневной жизни. Однако единственное, чего не могут дать деньги, - это счастье.
Или, добавила она про себя, вспомнив Редклиффа и Памелу, - любовь.
- Ради Бога, извините меня. - Милдред смущенно улыбнулась, понимая, что нарушила ход мыслей Джоанны. - Я отнюдь не хотела испортить вам первый вечер в этом доме. - Протянув руку, она коснулась лба девушки, который при последней мысли прорезали глубокие морщины, и те разгладились. Этот материнский жест показался Джоанне совершенно естественным.
- Пойдемте-ка лучше вниз, - предложила Милдред, - пока Синтия не начала на меня кричать из-за того, что я задержала ужин.
- Синтия - это, должно быть, повариха? - предположила Джоанна, начинавшая понимать, как течет жизнь в этих громадных владениях.
- Совершенно верно. К сожалению, когда Господь выбирал тех, кого наделить вспыльчивым нравом, Синтия, наверное, оказалась в самом начале очереди и, получив свое, заняла очередь снова за добавкой. При ее темпераменте от всех нас пустое место останется, - доверительно продолжала Милдред, пока они спускались по лестнице. - Но стоит вам попробовать божественное крем-брюле, которое она готовит, и вы поймете, почему все эти годы я позволяла ей измываться надо мной.
Глава 25
Хотя обед, как и обещала Милдред, оказался на редкость вкусным, Джоанна явственно ощущала царившее за столом напряжение. Несмотря на довольно безобидные вопросы Максвелла о ее жизни, семье и работе, она никак не могла отделаться от ощущения, что ее подвергают своего рода перекрестному допросу.
Что же касается Редклиффа, то ей показалось, что за весь обед он не произнес, пожалуй, и двух слов. Памела тоже молчала, но было трудно не заметить полных холодной ярости взглядов, которые она то и дело бросала в его сторону. Не составляло труда догадаться, что между ними недавно произошла ссора.
А вот Милдред держалась, как обычно, на редкость приветливо, развлекая Джоанну рассказами из жизни своей необычной семьи.
Пока все ели лососину, Джоанна узнала, что отец Милдред происходит из семьи Гэлбрейтов - предпринимателей, игравших заметную роль на международном рынке хлопка и покровительствовавших искусству. Один из предков Милдред по линии отца стоял у истоков создания «Флорида траст бэнк», являвшегося одним из финансовых столпов штата. Другой ее родственник входил в правление железной дороги штата, что давало ему бесспорное право причислять себя к сливкам местной аристократии.