если с капиталом, который я тебе дам, ты займешься этим ремеслом, то сумеешь стать богаче меня. Ведь тебе полагается доля после моей смерти, а раз она понадобилась тебе теперь, ты по справедливости получишь чуток поменьше.
Дядя Эдам откашлялся.
– Вы очень щедры, папа, – сказал он, – и Лауден, конечно, это понимает. Вы поступаете, как сами выразились, по справедливости; но, с вашего разрешения, не лучше ли было бы оформить все это письменно?
Тлевшая между ними вражда чуть не вырвалась наружу при этих не вовремя сказанных словах. Каменщик быстро повернулся к сыну, оттопырив нижнюю губу, словно обезьяна. Несколько мгновений он глядел на него в злобном молчании, а потом сказал:
– Позови Грегга!
Эти слова произвели видимый эффект.
– Он, наверное, уже ушел в контору, – пробормотал дядя Эдам.
– Позови Грегга! – повторил дед.
– Да говорю же вам, что он ушел в контору, – настаивал
Эдам.
– А я тебе говорю, что он сидит в саду, как всегда, и покуривает, – отрезал старик.
– Очень хорошо! – воскликнул дядя и быстро вскочил, словно что-то сообразив. – В таком случае я сам за ним схожу.
– Нет, не сходишь! – крикнул дедушка. – Сиди, где сидел!
– Так как же, черт побери, я смогу его позвать? – огрызнулся дядя с вполне простительным раздражением.
Дедушка (которому на это возразить было нечего) посмотрел на своего сына со злорадной мальчишеской усмешкой и позвонил в колокольчик.
– Возьмите ключ от садовой калитки, – сказал дядя
Эдам слуге, – пройдите в сад и, если мистер Грегг, нотариус, там (он обычно сидит под старым боярышником), передайте ему, что мистер Лауден-старший просит его зайти к нему.
Мистер Грегг, нотариус! Тут я наконец понял скрытый смысл слов моего деда и причину тревоги бедного дяди
Эдама. Речь, оказывается, шла о завещании старого каменщика.
– Послушайте, дедушка, – сказал я, – ничего этого мне не надо. Я просто хотел попросить взаймы фунтов двести.
Я могу позаботиться о себе сам; у меня есть надежды и верные друзья в Штатах…
Старик отмахнулся от меня.
– Разговаривать буду я! – сказал он резко.
И мы в молчании стали ожидать прихода нотариуса.
Наконец он появился – суровый человек в очках, но с довольно симпатичным лицом.
– А, Грегг! – воскликнул каменщик. – Ответьте ка мне на один вопрос: какое отношение имеет Эдам к моему завещанию?
– Боюсь, я не совсем вас понял, – ответил нотариус с некоторой растерянностью.
– Какое он имеет к нему отношение? – повторил старик, ударяя кулаком по ручке своего кресла. – Чьи это деньги –
мои или Эдама? Имеет он право вмешиваться?
– А, понимаю, – ответил мистер Грегг. – Разумеется,
нет. Вступая в брак, и ваша дочь и ваш сын получили определенную сумму и приняли ее по всем правилам закона.
Вы, конечно, помните об этом, мистер Лауден?
– Так что, коли мне захочется, – произнес мой дед, отчеканивая каждое слово, – я могу оставить все свое имущество хоть Великому Моргалу? (Очевидно, он имел в виду Великого Могола.)
– Разумеется, – ответил Грегг с легкой улыбкой.
– Слышишь, Эдам? – спросил старик.
– Разрешите заметить, что мне ни к чему было это слышать, – ответил тот.
– Ну и ладно, – объявил дед. – Вы с сынком Дженни отправляйтесь погулять, а нам с Греггом надо обсудить одно дельце.
Когда я снова оказался в зале наедине с дядей Эдамом, я повернулся к нему, весьма расстроенный, и сказал:
– Дядя Эдам, я думаю, мне незачем говорить вам, как все это для меня тяжело.
– Да, мне очень грустно, что тебе пришлось увидеть своего деда в столь новом для тебя свете, – ответил этот необыкновенный человек. – Впрочем, пусть это тебя не расстраивает. Он обладает многими высокими достоинствами и оригинальным характером. Я твердо уверен, что он щедро тебя обеспечит.
Подражать его невозмутимости у меня не хватило сил.
Я не мог долее оставаться в этом доме, ни даже обещать, что я в него вернусь. В результате мы договорились, что через час я зайду в контору нотариуса, которого (когда он выйдет из библиотеки) дядя Эдам предупредит об этом.
Полагаю, трудно придумать более запутанное положение: