– Он читал «Аврору Флойд», – добавили из другого угла.
– Ну и что? – возразил Мак Гиббон. – Ведь это же правда. Почитайте-ка газеты! Вы хихикаете только из-за своего тупоголового невежества. А на мой взгляд, шантаж
– такое-же ремесло, как страхование, только в сто раз честнее.
Начавшаяся перепалка заставила Лаудена, который больше всего на свете ценил мир и спокойствие, поспешно вмешаться в разговор.
– Как ни странно, – сказал он, – но мне на своем веку пришлось испробовать все эти способы добывания хлеба насущного.
– Вы имели самородок найти? – жадно спросил немец, изъяснявшийся на ломаном языке.
– Нет, – ответил Лауден. – Я занимался всякими глупостями, но все-таки не золотоискательством. Любой дурости есть предел.
– Ну, а контрабандной торговлей опиумом вы занимались? – поинтересовался кто-то еще.
– Занимался, – ответил Лауден.
– Выгодное дело?
– Еще какое!
– И покупали разбившийся корабль?
– Да, сэр, – ответил Лауден.
– Ну, и что из этого вышло?
– Видите ли, этот корабль был особого сорта, – объяснил Лауден. – По чести говоря, я бы никому не советовал заниматься этим видом деятельности.
– А что, его разбило в щепы на мели?
– Вернее будет сказать, что из-за него на мели оказался я, – заметил Лауден. – Не сумел преодолеть трудностей.
– А шантажом занимались? – осведомился Хэвенс.
– Само собой разумеется! – кивнул Лауден.
– Выгодное дело?
– Видите ли, я человек невезучий. А так, наверное, выгодное.
– Вы узнали чью-нибудь тайну? – спросил уроженец
Глазго.
– Великую, как этот океан.
– Тайну богача?
– Не знаю, что вы называете богачом, но эти острова он мог бы купить и не заметить, во что они ему обошлись.
– Ну, так за чем же дело стало? Вы не могли его разыскать?
– Да, на это потребовалось время, но в конце концов я загнал его в угол и…
– И что?
– Все полетело вверх тормашками. Я стал его лучшим другом.
– Ах, черт!
– По-вашему, он не слишком разборчив в выборе друзей? – любезно осведомился Лауден. – Да, пожалуй, у него довольно широкий круг симпатий.
– Если вы кончили болтать чепуху, Лауден, – сказал
Хэвенс, – то нам пора идти ко мне обедать.
За стенами клуба во мраке ревел прибой. В темной чаще кое-где мерцали огоньки. Мимо по двое и по трое проходили островитянки, кокетливо улыбались и снова исчезали во мгле, а в воздухе еще долго держался запах пальмового масла и цветов франжипана. От клуба до жилища мистера
Хэвенса было два шага, и любому обитателю Европы они показались бы двумя шагами по волшебной стране. Если бы такой европеец мог последовать за нашими двумя друзьями в дом, окруженный широкой верандой, и в прохладной комнате, с жалюзи вместо стен, сесть с ними за стол, на белую скатерть которого падали цветные тени от бокалов с вином; если бы он мог отведать экзотические кушанья: сырую рыбу, плоды хлебного дерева, печеные бананы, жареного поросенка с гарниром из упоительного мити и царя всех подобных блюд – салат из сердцевины пальмы; если бы он мог увидеть и услышать, как некая прелестная туземка, слишком скромная для супруги хозяина и слишком властная для любого иного положения, то появляется в столовой, то исчезает, браня невидимых помощников, а потом мгновенно очутился в родном лондонском пригороде, он сказал бы, протирая глаза и потягиваясь в своем любимом кресле у камина: «Мне приснилось дивное местечко! Ей-богу, это был рай!» Однако Додд и его хозяин давно уже привыкли ко всем чудесам тропической ночи, ко всем яствам островной кухни и принялись за еду просто как люди, давно проголодавшиеся, лениво перебрасываясь словами, как бывает, когда немного скучно. Вскоре разговор коснулся беседы в клубе.
– Вы никогда еще не болтали столько чепухи, Лауден, –
заметил Хэвенс.
– Мне показалось, что в воздухе запахло порохом, вот я и заговорил, чтобы отвлечь их. Однако все это вовсе не чепуха.
– Вы хотите сказать, что все это правда: и опиум, и покупка потерпевшего крушение корабля, и шантаж, и человек, который стал вашим другом?
– Все правда, до последнего слова, – ответил Лауден.
– Кажется, вы действительно много испытали на своем веку, – сухо сказал Хэвенс.
– Да, история моей жизни довольно любопытна, – отозвался его друг. – Если хотите, я расскажу ее вам.
Далее следует повесть о жизни Лаудена Додда, не так, как он поведал ее своему другу, а так, как он впоследствии записал ее.