Очевидно, что у нас не было возможности определить как немецкие, так и советские потери, не прибегая к условным оценкам. Однако представляется несомненным, что советские потери в личном составе примерно в два раза превышали потери немецкой армии. Советские потери в бронетехнике, по всей видимости, были в три раза выше немецких. Кроме того, не следует забывать, что немецкие данные о потерях танков, возможно, включают и машины, потерянные в боях между 20 и 29 февраля. Соответствующие потери советской стороны не включались в приведенные оценки, потому что у нас вообще не было данных по этому периоду.
Двукратное превышение советских потерь над немецкими в людях и трехкратное — в танках, с учетом соотношения сил и благоприятной для Красной Амии стратегической обстановки, не позволяет считать Корсунь-Шевченковскую операцию особенно выдающимся достижением, но все же она выглядит шагом вперед по сравнению с уровнем действий Красной армии летом и осенью 1943 года. К тому же немецкие потери в Корсуньской битве обнаруживают необычно высокое отношение числа убитых и пропавших без вести к числу раненых, что заметно затрудняло восполнение этих потерь в будущем. Значительная доля раненых, в конце концов, возвращалась на службу, но едва ли кто-то из попавших в плен смог снова пополнить ряды Вермахта.
Остатки XI и XXXXII армейских корпусов на несколько месяцев выбыли из строя. Таким образом, ближайшие последствия битвы оказались более благоприятны для Красной армии, чем это может показаться при простом сравнении цифр потерь. То же до определенной степени было верно для бронетехники. Как показано выше, в немецких танковых частях к концу битвы сохранилось очень мало боеспособных танков, значительно большее количество находилось в ремонте. На несколько недель личный состав немецких ремонтных подразделений был обеспечен большим объемом работы, но без запасных частей вернуть в строй значительное число танков не представлялось возможным.
1-й и 2-й Украинские фронты в марте возобновили наступательные операции, в итоге приведшие к еще одному окружению, в которое на этот раз попала вся немецкая 1-я танковая армия. В конце концов немцам удалось вырваться, но вновь пришлось бросить большое количество техники и снаряжения. Ганс Валентин Хубе, командовавший 1-й танковой армией с 29 октября 1943 года, 20 апреля 1944 года был произведен в генерал-полковники и награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами в знак признания его заслуг в двух трудных операциях. По иронии судьбы днем позже он погиб в авиакатастрофе близ Оберзальцберга.
Долгое время противником Хубе был Ватутин, и ему тоже было суждено прожить недолго. 29 февраля 1944 года он ехал на машине в расположение 60-й и 13-й армий на северном крыле своего фронта. Украинские националисты, воевавшие с восстановлением советской власти, устроили на его пути засаду, и в ходе завязавшейся перестрелки Ватутин получил тяжелое ранение. Несмотря на все усилия медиков, Николай Федорович Ватутин умер от ран 15 апреля, меньше чем за неделю до авиакатастрофы, оборвавшей жизнь Хубе.
Большинство прочих военачальников, принимавших участие в Корсуньской битве, пережили войну, в том числе Конев, Жуков, Ротмистров, Кравченко, Галанин, а также Вёлер, фон Форман, Брейт и фон Манштейн. Даже такому командиру, как Франц Беке, всегда находившемуся впереди, посчастливилось остаться живым.
Многие другие солдаты, пережившие Корсуньскую битву, не дожили до конца войны. Советским армиям предстояло пройти через многие тяжелые сражения до самого падения Берлина. Вероятно, еще около девяти миллионов солдат Красной армии было убито, ранено или взято в плен до конца войны, яркое свидетельство того, что предстоящий путь до Берлина ни в коей мере не был легким маршем на запад. Корсуньская битва была только одной из череды многих битв, казавшейся почти бесконечной. На Западе размах сражений на территории Восточной Европы легко забывается, что при суммарных немецких и советских потерях от пяти до десяти миллионов каждый год войны бледнеет даже ужас боев на Западном фронте Первой мировой войны[225].