Пираты, за пару дней обследовавшие остров и пополнившие запасы, успели выбрать место для будущей базы и пристани. Теперь им нужно было вернуться в Гар-Нуэра за материалами и, возможно, рабочими. А потому матросы с чистой совестью наслаждались отдыхом на палубе, искренне надеясь, что капитан, закрывшийся в каюте с утра, не отдаст приказ рубить деревья прямо на острове самим пиратам.
— Могу! — Малёк, запальчиво согласившись, призадумался, выбирая историю пострашнее.
— Погорячился, пацан, — Саром, подошедший со спины, невольно напугал юнгу. — Ты, вон, даже от тени вздрагиваешь. Расскажешь нам о кошке, напугавшей мышку?
Пираты захохотали, наблюдая, как краснеет Малёк от смущения. Но общее веселье прервалось, когда дверь капитанской каюты резко открылась. Бледный капитан обвел команду тяжелым взглядом лихорадочно горящих зеленых глаз.
— Не пора ли домой, господа? — он хищно улыбнулся, на доли секунды напомнив Отверженному безумца.
— В порт Гар-Нуэра, капитан? — уточнил Худой Том, бывший на фрегате рулевым.
— В море. Наш дом море, Том.
Парусный корабль это не просто морская замена кареты, запряженная воздушными конями. Это не бездушный кусок дерева, доставляющий команду до нужной точки на карте. Корабль это товарищ и друг, сродни верному клинку, от которого зависят жизнь и смерть. Он полное и достоверное отражение своего капитана и команды. История знает много случаев, когда судна полностью преображались, перейдя в иные заботливые руки. Доказательство тому быстроходная "Жемчужина", сменившая на своем веку уже пятерых капитанов. Когда ее прибрал Эдвард Ваймс, ныне известный, как Милосердный Эди из-за любви сохранять команде, взятой на абордаж, жизнь, но при этом забирать абсолютно всю еду и воду, да подрубать главную мачту, она едва держалась на плаву. Новому капитану пришлось приложить не мало усилий, чтобы одно имя "Жемчужины" вызывало не презрительный смех, а настоящий ужас. Тоже самое можно было сказать и о многих других судах, пиратских, военных или торговых. В руках нового капитана судно либо преображалось, либо погибало. Иного пути не было дано.
— Нельзя оставлять остров, капитан.
"Отверженный", угодив в руки Грахго, претерпел одни из самых колоссальных изменений, которые могли быть уготованы паруснику. Но мало кто знал, что сильнее всего они заметны в капитанской каюте, где сейчас находилось трое: старпом, боцман и сам капитан. Комната Фанатика была обставлена скромно, имея только то, что действительно необходимо и горсть памятных вещей. Лишь многочисленные книги портили идеальный порядок. Однако мало кто обращал внимание на корешки известных и не очень авторов. Ведь первое, что бросалось в глаза, были стены каюты. На них изображались десятки и сотни силуэтов, искаженные в мучениях лица, изломанные в предсмертных агониях тела — и все это, словно паутина, оплетали щупальца осьминога. Увидь это святой отец, и он бы окрестил каюту адским котлом, в котором страдали несчастные души. Но Грахго, кривя губы в ироничной усмешке, именовал капитанскую комнату не иначе, как душой Отверженного.
— Почему, Саром? — Фанатик стоял около огромного окна, занимающего практически всю стену, и смотрел на солнце, все сильнее тяготеющее к горизонту. Им нужно было покинуть бухту с вечерним отливом. Но времени было еще достаточно.
— Там столько всего нужно сделать! — хозяйственный боцман аж выпрямился.
— Да разве ж много? — Ловкий Эр, набивающий в трубку табак, удивился. — На пальцах одной руки можно пересчитать, — он заухмылялся, дополнив после короткой паузы: — в твоем случае, правой.
Саром, под смех старпома, принялся искать какой-нибудь предмет, чтобы запустить его в говорливого пирата. Но раскидываться вещами капитана не хотелось, а большего ничего и не было. В итоге боцман сделал вид, что не заметил реплики Эра и продолжил:
— Необходимо подготовить место под базу, разыскать запасные источники пресной воды, если они есть. И главное, вычистить участок берега, где будут ставиться сваи под пирс. Это займёт много времени, капитан.
— Гляди ж, и трех пальцев хватило, — тут же вставил старпом. Но затем он сразу же продолжил, под гневное сопение Сарома: — Никто из этих трусливых крыс не согласится остаться на острове, — Ловкий Эр презрительно фыркнул. — Бояться, что их души здесь кто-нибудь утащит в рундук мертвеца.
— Тогда останусь я, — Саром недовольно нахмурился. — Да и не все из них трусливы. Часть согласится пойти со мной.
— Старый дурак, — старпом захохотал, пару раз ударив себя рукой по коленке. — Все еще веришь в людей?