— Как ты мог в это поверить, старик? — Фанатик вздохнул, прикрывая глаза и сдерживая стон. Отверженный сжал его особенно сильно, едва не ломая кости. — Я ведь обещал, что никогда не брошу тебя. Как ты мог это забыть? — Вновь открыв глаза, Грахго посмотрел на фрегат с легким укором и осторожно коснулся его морды, протянутой рукой. — Как?
Такой простой вопрос пробудил у корабля давно забытые картины. Оживленный порт тонул от количества людей и кораблей, бросивших якорь. Между ними и пристанью сновали бесчисленные шлюпки. Уши Отверженного закладывало от гвалта. Валенсия, а это была именно она, — корабль точно помнил этот удивительный город, в порту которого никогда не отдавал швартовых, — жила в полную силу. Почему-то Отверженный был намного меньше, чем сейчас, и стоял он не на приколе или якоре, а на деревянной пристани. Перед ним, теребя в руках небольшой мешок, застыл Грахго. Он был значительно моложе, на лице еще не появились следы от кинжала, а улыбка казалась намного мягче и добрее.
— Не переживай, старик. Пусть капитан Гонсалес спустит с меня хоть три шкуры, но я вернусь домой, — Грахго улыбнулся дерзко и уверенно, но Отверженный слишком хорошо его знал, чтобы не заметить за показной бравадой грусть.
— Успеешь к свадьбе?
— Обижаешь. Не забудь отстирать парадный костюм от краски! Не хочу краснеть за тебя перед невестой.
— Мне будет тебя не хватать, — Отверженный крепко обнял Грахго, сдерживая подступающий к горлу ком.
— Я ведь не бросаю тебя. Никогда не брошу, — едва слышно ответил молодой человек.
Он оттолкнул от себя Отверженного и поспешил к шлюпке.
Фрегат удивленно моргнул, выныривая из внезапно свалившихся воспоминаний. Отверженный явственно ощущал: тепло, тоска и даже любовь Грахго оставались точно такими же, какими были много лет назад, когда он, будучи еще совсем юношей, стоял перед ним в порту Валенсии.
"Никогда не бросишь."
— Никогда.
Отверженный так быстро разжал щупальца, что чуть не уронил капитана в воду. Фанатик едва успел схватиться за бушприт, повиснув на нем из последних сил. Все тело болело после гневных объятий фрегата.
— Капитан! — Морган, держась за канат, протянул Грахго руку.
Капитан бы не смог дотянуться до нее. Но Отверженный, виновато пряча взгляд, подхватил Грахго и перенес на палубу. Там, капитан при помощи Моргана поднялся.
— Чего уставились, недоумки? — Рявкнул Фанатик на команду. — Навести порядок на палубе! Худой Том! Якорь тебе в глотку, как долго корабль будет мотать из стороны в сторону, точно пьяного матроса в Гар-Нуэра?!
Пираты, невозмутимо пряча катласы и топоры, которыми собирались рубить щупальца фрегату, сразу же бросились выполнять команды капитана, кидая опасливые взгляды на притихшего Отверженного и злого, как тысяча чертей, Фанатика.
— Помочь, капитан? — предложил Морган. — Вам бы к Мяснику заглянуть.
— Нет. Займись кораблем.
Фанатик недобро усмехнулся. Прежде чем идти к судовому врачу, ему нужно было проверить каюту на наличие одного неугомонного духа, о котором Отверженный только что смущенно поведал.
Каюта встретила капитана умиротворяющей тишиной, ожидаемым беспорядком и завораживающим полумраком, который едва рассеивали нежные лучи восходящего солнца. Грахго, оглядывая разбросанные книги, помятые карты и растрепанный судовой журнал, тяжело вздохнул. Оставалось только порадоваться, что он не забыл, как часто это бывало, закрыть чернильницу, чем избавил свои вещи от безобразных клякс. Однако долго созерцать окружающий бардак капитан не смог. Его внимание привлекла фигура Каттальтты, пойманная с поличным и замороженная в весьма нелепой позе. Дух-хранитель опиралась одним коленом о кровать, пока носок другой ноги едва касался пола. Ее руки лежали на широкой деревянной окантовке, обрамляющей скрытый в стене ящик, а голова терялась за дверцей этого самого ящика, пока лианы художественно ниспадали по выгнутой спине на плечи и постель. Дымчатое темно-серое тело Каттальтты ныне было покрыто инеем, придавшим ему бело-голубой оттенок.
— Вроде древняя нить Топони, несущая на своих плечах столь тяжелое бремя, а выглядишь сейчас, как самый обычный вор Валенсии…
Голос Грахго был полон издевательской иронии, от которой дух злобно зашипел.
Помимо воли капитан вспомнил не только безобразно очаровательный преступный мир Валенсии, в которой жил долгие годы и суть которого смог изучить в полной мере. Вид скованного духа принес и более низменные, но такие сладкие воспоминания. Лучше приветливых портов Валенсии были только дикие прибрежные городки Нового Света, с распростертыми объятиями ждавшие смелых мореплавателей.