Он открыл рот и произнес:
— Я…
В этот же миг Криста сказала:
— Не волнуйтесь. Мы на вашем месте отреагировали бы точно так же.
— Спасибо, — отозвался Чарльз.
— Вы в порядке?
Чарльз кивнул. Удивившись спокойствию, с которым звучал его собственный голос, он произнес:
— Мне раньше доводилось попадать в непростые ситуации. Меня учили защищаться с самого детства, но это дело… — он показал на папку, — это уже слишком.
— Вы не хотите пояснить нам, что именно здесь слишком? — вопросительно посмотрела на него Криста.
Вздохнув, Чарльз показал на папку, открытую на последней странице предполагаемой копии библии.
— Прочтите это, — просто произнес он.
— Это же на латыни.
— Верно. Попытаюсь перевести.
Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит разрешения войти в закон. Но привратник говорит, что сейчас не может разрешить ему войти. Человек думает и спрашивает потом, нельзя ли ему тогда войти позже. «Что ж, это возможно, — отвечает привратник, — но только не сейчас». Поскольку ворота, ведущие в закон, раскрыты, как всегда, и привратник отходит в сторону, человек нагибается, чтобы заглянуть через ворота вовнутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит: «Если это тебя так манит, то попробуй тогда войти туда вопреки моему запрету. Но запомни: я всемогущ. И я только самый нижний привратник. После меня есть еще одиннадцать дверей. От зала к залу там дальше стоят привратники один могущественнее другого. Уже перед лицом третьего теряюсь даже я»[4].
— На этом текст заканчивается, — сказал Чарльз. Остальные молчали.
— Это притча? — наконец поинтересовалась Криста.
— А вы не узнаете этот отрывок?
Поп произнес:
— Возможно.
Криста не сказала ничего.
— Это рассказ Кафки «Перед законом».
— Ах да! — воскликнул Поп. — Но ведь этот же текст есть и в «Процессе»?
— Совершенно верно. Кафка использовал притчу еще раз, уже позже, в романе «Процесс». Так что теперь вы мне скажите, как текст двадцатого столетия мог оказаться в Библии, напечатанной в пятнадцатом?
— Никак, — отозвался Поп, — если только его не переписали из этой самой библии.
— То есть вы считаете, что Кафка позаимствовал эту притчу из единственного сохранившегося экземпляра библии?
— Возможно, он сделал это нарочно. Возможно, он пытался этим что-то доказать.
— По-вашему, Франц Кафка видел то же, что и мы, или, хуже того, он фактически видел оригинал?
Все это время Криста молчала, слушая двух своих спутников.
— Знаете что? — произнес Чарльз. — Уильям Оккам был монахом-францисканцем, жившим в тринадцатом веке, и он придумал метод разрешения загадок, который назвали позднее «бритвой Оккама». Оккам утверждал, что если нам приходится выбирать между двумя гипотезами, то более простой вариант, как правило, оказывается верным. Что вероятнее: то, что Кафка позаимствовал из библии Гутенберга текст, о котором вообще ничего не было известно, или что кто-то решил сыграть с нами довольно злую шутку? Я был сбит с толку всем случившимся, и эти мерзкие убийцы полностью подменили суть проблемы, но во всей этой истории есть что-то очень подозрительное. А теперь в нее оказался замешан еще и мой самый любимый писатель, которого я знаю вдоль и поперек. Нет, мы имеем дело с постановкой.
— Что ж, неужели вам не казалось это ясным как день, — начала Криста, — с того самого момента, как вы увидели свою визитку? Что, если кто-то пытается собрать головоломку и выдает вам одну деталь за другой?
— Итак, я прав, и вся эта постановка адресована исключительно мне?
— Я думала, что мы это уже выяснили.
— Да, — пробормотал Чарльз. — Полагаю, мне тяжело это принять. Меня очень раздражает тот факт, что я не могу во всем разобраться.
— А этот Кафка, он был австрийцем? — поинтересовался Поп.
— В некотором роде. Жил в Австро-Венгерской империи, умер в Вене. Что же до рождения, то он родился в еврейской семье в… Минуточку. — Чарльз задумался. Казалось, он что-то понял или связал некие факты воедино. — Где мой халат?
Протянув руку назад, Криста передала ему предмет одежды. Чарльз пошарил по карманам и вытащил кошелек.
— Хорошо, что… А то я забыл бы. Ни документов, ни денег — вот это был бы номер. — Он извлек из кармашка записку с рисунком, развернул ее, внимательно изучал некоторое время, словно собирая воедино наконец-то установившиеся связи. — Мы едем в Прагу, — наконец объявил он.