— Графа де Рансея! — повторила Клодина. — Што ше фы не скасали мне этофа, топрый мой герр Фернейль? Управитель графа фнизу, штет, кохта фы мошете принять ефо.
— Возможно ли это? Он спрашивал меня? Как де Рансей мог узнать о приезде моем в Розенталь? Но велите войти этому человеку, сударыня, велите войти сейчас же!
— Этот упрафитель, — сказала, улыбаясь, Клодина, — мошет пыть, не софсем не исфестен фам…
— Довольно, ради Бога, Клодина! — нетерпеливо оборвал ее Арман. — Велите немедленно войти управляющему графа!
Семейство Вольфов покорно удалилось. Раво тоже сделал несколько шагов к двери со смущенным видом, как будто боялся, что Арман станет упрекать его за вспыльчивость, но Вернейль и не думал об этом.
— Останься, — сказал он ему. — Зачем ты оставляешь меня? У меня нет от тебя секретов.
Раво не успел ответить, потому что в комнату вошел человек, в котором Арман с первого взгляда узнал Гильйома, друга и поверенного Филемона.
Он изумленно вскрикнул, между тем как Гильйом невозмутимо подошел к нему и поклонился с достоинством.
Вернейль наконец преодолел волнение.
— Вы… — сказал он хриплым голосом. — Это вы теперь управляющий графа де Рансея?
Гильйом утвердительно кивнул. Раво тоже узнал Гильйома.
— Да это мой старый знакомый! — воскликнул он. — Так, так! Мы с ним имели не одну беседу по случаю исчезновения одного капитана, которого он спровадил куда-то и не хотел говорить, куда именно.
— Надеюсь, — сказал Гильйом с почтительной улыбкой, — что Арман де Вернейль простит мне несколько грубое обхождение с ним в последнее наше свидание?
— Я заслужил это, — ответил Арман. — И ужасные несчастья, последовавшие за этим, доказали, как я был виноват. Но, пожалуйста, Гильйом, — продолжал он, подходя к нему и понизив голос, — скажите мне, что случилось с бедным стариком, которому я так дурно отплатил за гостеприимство? Жив ли он еще? С ним ли его любезные дети, Эстелла и Неморин?
— Все живы, сударь, но есть горести, которые неподвластны никаким утешениям.
— Знаю, Гильйом, слишком хорошо знаю. Впрочем, как бы ни были несчастны жертвы моих прежних безрассудств, все они страдают меньше меня. Они испытывают только сожаления, а я чувствую терзания, мучительные терзания, не дающие мне покоя ни днем, ни ночью… — Рыдания мешали ему говорить. — Гильйом, в другое время мы поговорим о чувствах, все еще живущих в моем сердце, а теперь я должен осведомиться о своем родственнике де Рансее: вы имеете ко мне какое-нибудь поручение?
— Действительно, сударь, эти воспоминания заставили меня позабыть, зачем я пришел… Граф и дети его, то есть виконт и виконтесса де Рансей, узнав из письма, пришедшего сегодня утром из Парижа, что их почтенный родственник, вероятно, будет нынче в Розентале, просят его располагать их домом как своим собственным на все время, которое он намерен пробыть здесь. Мне поручено немедленно проводить вас к графу.
Арман подумал несколько секунд, прежде чем ответить.
— Что ж, я иду с вами, Гильйом. Но я здесь не один, а приглашение графа относится, без сомнения, только ко мне одному…
— Это правда.
— Тогда я прикажу камердинеру доставить мои вещи… Извини меня, Раво, — обратился он к другу, — ты видишь, в каком я затруднении! Ты останешься здесь, но, само собой разумеется, ни в чем не будешь стеснен.
— Не беспокойся обо мне, Вернейль, — ответил капитан. — Сказать откровенно, я сделан не из того теста, чтобы тереться между графами и виконтами. Я очень теряюсь в подобном обществе. Уже через полчаса ругательства, которые вертятся у меня на языке и которые пришлось бы глотать, непременно задушили бы меня.
— В таком случае все устраивается как нельзя лучше. Только, пожалуйста, Раво, не заводи новой ссоры с хозяевами, ты понимаешь меня? Не делай нового скандала. Я прошу тебя об этом во имя нашей старой дружбы.
— Хорошо, хорошо, Вернейль, не беспокойся. Я обещаю тебе быть в самых лучших отношениях с семейством Вольфов, начиная от мужа и до последнего мальчишки… Так вот! — И он продолжал, понизив голос: — Для начала дело идет, кажется, совсем не дурно? Ваш старый родственник смиряется, значит, свадьба на мази… Что ж, в час добрый! Хотя сам я не женюсь, однако же других не стану отговаривать.
Он, вздохнув, пожал руку Вернейлю, и уже на лестнице Арман услышал, как капитан потребовал бутылку рейнского.
Глава XIII
Открытия