Глава XIV
Граф де Рансей
Пока Гильйом говорил, они дошли до скал, окружавших Потерянную Долину. Но теперь на месте завала, загораживавшего некогда дорогу, была железная решетка с воротами, за которыми в конце длинной аллеи возвышался дом Филемона.
— Как видите, сударь, — продолжал Гильйом, — здесь все изменилось. Теперь деревенские дети приходят сюда играть. Но скоро вы найдете еще более удивительные перемены.
Они миновали ворота и вступили в аллею, когда Вернейль увидел на некотором удалении группу людей, направлявшихся в их сторону. Он разглядел старика величественной наружности в черном одеянии, который, опираясь на трость с золотым набалдашником, держал под руку смеющуюся даму, одетую по последней парижской моде. За ними следовал молодой человек в изящном костюме, ведя за руку ребенка лет пяти с длинными вьющимися волосами.
— Вот видите, все семейство встречает вас, — поспешно произнес Гильйом. — Вот что, сударь, позвольте мне дать вам совет: не удивляйтесь ничему, что бы с вами ни случилось, и оставайтесь верным своим воспоминаниям…
У Вернейля не было времени подумать о таком загадочном предупреждении. Узнав в молодом человеке Неморина, он бросился к нему и горячо обнял, между тем как малютка, приподнявшись на цыпочки, схватил руку Армана и сказал:
— Добро пожаловать, любезный полковник!
Затем Арман направился к графу де Рансею. Эстелла, которую читатель наверное угадал в спутнице графа, дружески улыбнулась ему.
Граф поклонился с печальным видом.
— Граф, — взволнованно сказал Вернейль, — с трепетом осмелился я опять прийти в дом, где пребывание мое некогда ознаменовалось такими ужасными несчастьями… Позволено ли мне надеяться, что мое участие в этих печальных происшествиях отныне не будет возбуждать против меня ни ненависти, ни гнева?
— Вам нечего беспокоиться об этом, полковник Вернейль, — ответил граф. — Причиной несчастий, о которых вы говорите, были ошибки неблагоразумного старика, его упрямство. Итак, оплачем наши проступки, прольем слезы о тех, кого уж нет, но не станем обвинять никого.
— Граф, смертельный враг не мог бы сделать мне таких горьких упреков, какие делает мне моя совесть при виде этой долины! — признался Арман, бросив вокруг себя горестный взгляд.
Эти слова окончательно растопили настороженность графа. Он протянул руку Вернейлю и произнес, устремив на него проницательный взгляд:
— Так вы еще думаете о той, которую погубили?
— Она всегда в моем сердце, — ответил Арман, опустив голову, чтобы скрыть непрошеные слезы.
Старик с минуту хранил молчание, как бы оставляя ему время прийти в себя, и продолжал учтиво:
— Ну, довольно предаваться этим грустным воспоминаниям, вы совершили длинное путешествие и нуждаетесь в отдыхе. Возможно, в моем скромном доме будет не так весело, как в то время, когда его украшали двое добрых и милых детей, но вы будете приняты все так же радушно и мною, и остальными моими детьми. Пойдемте!
Он взял Вернейля под руку, и все медленно направились к дому.
Казалось, присутствующие при встрече графа с Арманом страшились их первого свидания. Эстелла и Неморин — виконт и виконтесса де Рансей — обнаруживали некоторое беспокойство, как будто опасались какого-нибудь разногласия между собеседниками. Гильйом тоже с беспокойством прислушивался к их разговору. Но теперь все вздохнули облегченно. Молодые супруги подошли к графу, и разговор сделался общим.
Солнце село, местность погрузилась в сумерки. Между тем было еще достаточно светло, и Арман узнавал знакомые места. Он видел статуи, фонтаны, массивные деревья. Один раз, когда сквозь завесу ив мелькнул берег того прекрасного и рокового озера, в которое бросилась Галатея, сердце Армана сильно забилось, а голос вдруг дрогнул. Но семейство графа, заметив его волнение, постаралось отвлечь внимание Вернейля. Эстелла, сохранившая свой прежний пылкий своевольный нрав, засыпала его вопросами о Париже и дворе, а Неморин говорил о веселых рыбалках и охоте, которые он намеревался для него устроить. Один старик впал в мрачное молчание, бывшее, казалось, обыкновенным состоянием его духа.