При виде Армана виконт и виконтесса не смогли сдержать возгласа ужаса.
— Сядьте, полковник, — виконт поспешил придвинуть ему кресло, — вы едва живы.
Арман сел.
— Действительно, полковник, — сказал, приблизившись к нему, граф. — Вы, кажется, дурно спали. Не больны ли вы? Вот неприятное обстоятельство, когда нам надо ехать!
— Граф, — ответил Вернейль, — о путешествии нечего и думать. Благодарю вас за добрые в отношении ко мне намерения, но я передумал.
— Как так, Арман? А ваш брак? А ожидающая вас невеста?
— Она будет напрасно меня дожидаться, потому что у меня есть невеста, права которой священнее.
Старик пристально посмотрел на него.
— Это что за глупость, сударь? Невеста, о которой вы говорите, может ли идти в сравнение с мадемуазель де Санси, одной из прекраснейших, богатейших, благороднейших наследниц Франции?
— С подобными преимуществами мадемуазель де Санси вправе требовать от своего будущего супруга действительной привязанности, которой я не могу обещать ей.
— Но хорошо ли вы обдумали последствия своего поступка? Ваша карьера может пострадать.
— Мне нет дела до славы и до богатства, — ответил Арман. — Если мне откажут в чести найти смерть во главе моего полка, никто, надеюсь, не может воспрепятствовать мне найти ее в рядах солдат.
— Слышите, сударь, слышите? — не выдержал Раво. — Вот до чего довели полковника ваши преследования и эти призраки!
— Надеюсь, капитан Раво позволит мне поговорить с моим родственником о наших семейных делах? — холодно произнес граф. — Арман де Вернейль, — добавил он, — надеюсь, вы не будете оспаривать у меня права спросить вас о причине такого решения? Кто та особа, ради которой вы отказываетесь от своей блестящей карьеры и от милостей императора?
— Женщина, один взгляд которой мог некогда вознаградить меня за эти жертвы и которая теперь царствует надо мной только воспоминанием, потому что она мертва.
— Хорошо ли я вас понял? Вы говорите о Галатее, о моей воспитаннице?
— Действительно, о ней, граф, я любил ее, я поклялся ей никогда не жениться на другой женщине и в залог верности надел ей на палец кольцо моей матери. Я не считал, что нарушаю свое обещание, соглашаясь дать свое имя девушке, с которой император хотел соединить меня, потому что Галатея умерла. Но мертвые вышли из гробов, чтобы упрекнуть меня в неверности. Я навсегда останусь женихом Галатеи.
Воцарилось молчание. Но Раво не мог долго сдерживать своего негодования.
— Ну что, сударь, — обратился он к графу, — довольны ли вы своими кознями? Но я больше не позволю вам заниматься мистификациями! Нет, миллион чертей! Теперь наша очередь, если вам угодно. Сударь, вы сейчас же скажете нам, какова цель этих глупых маскарадов, которые происходят здесь со дня приезда полковника Вернейля. Вы скажете это, или я сумею принудить вас, я подложу огонь под все четыре угла вашего домишки и перебью всех, кто осмелится защищать его!
— Ради Бога, успокойтесь, — тихо сказала виконтесса Раво. — Вы все погубите.
— Капитан, — с упреком произнес Вернейль, — так-то ты держишь свое слово? Но ты, я надеюсь, попросишь прощения у графа за эти угрозы.
— Очень сожалею, Арман, но я ни от чего не откажусь и не имею привычки просить прощения.
Граф де Рансей презрительно улыбнулся.
— Капитан Раво забывается, где он находится и с кем говорит, — сказал он.
— Я знаю, что делаю! — закричал Раво. — Возможно, я веду себя грубо, и готов отвечать за это, гром и молния! Но я скажу все, что у меня на душе… Можно ли поступать так с родственником, как поступали вы с полковником Вернейлем. Едва двое суток прошло, а он уже чуть жив, чуть не сумасшедший… Но я не допущу закончить то, что так хорошо начали. Граф де Рансей, вы сейчас же объяснитесь, сейчас же скажете, зачем разыграли здесь шутовскую комедию, которую некоторые имели несчастье принимать всерьез!
— А что будет, сударь, — надменно спросил старик, — если я не захочу выполнять такое дерзкое требование?
— Что будет? — повторил Раво. Глаза его горели, на губах выступила пена. — Я покажу тебе, злобный старик, как жертвовать жизнью и разумом одного из храбрейших солдат императора в угоду глупым химерам!
Он бросился к графу, намереваясь ударить его. Виконтесса пронзительно закричала. Виконт и Арман вряд ли бы справились с капитаном, сила которого удвоилась от бешенства, если бы на шум не прибежали Гильйом и несколько слуг. С их помощью Раво усадили в кресло и держали до тех пор, пока он не пообещал вести себя прилично.
Граф де Рансей бесстрастно наблюдал за этой сценой. Когда он увидел, что Раво совершенно успокоился, он сделал слугам знак удалиться и сказал: