— Давай поговорим о твоих приступах страха. Что вызвало тот в торговом центре?
Я закрыла глаза. Он не сможет помочь, если ты соврешь. Но не было и гарантии, что он может помочь, если я скажу правду. Это ни к чему не приведет.
— Я видела ребенка в коляске, и у меня появилось жуткое чувство, что... что он должен был умереть.
Доктор Нельсон нахмурился, держа карандаш над моим файлом.
— Почему ты думала, что он должен был умереть?
Я пожала плечами и несчастно посмотрела на свои руки на коленях.
— Не знаю. Это просто было очень сильное чувство. Как иногда, когда вы чувствуете, что кто-то смотрит на вас. Или стоит за спиной.
Он несколько секунд сидел тихо, только скрипел ручкой по бумаге. Потом поднял глаза.
— Так что ты видела, чего никто не видел?
Ах, ну да. Исходный вопрос.
— Тени.
— Ты видела тени? Откуда ты знаешь, что больше их никто не видел?
— Потому что если бы кто-нибудь видел, я бы не была центром внимания. — Даже с моим мозгоразрывающим визгом. — Я видела тени, окружающие ребенка в коляске, но не касающиеся никого другого. — Я начала рассказывать остальное. О тумане и том, что крутилось и корчилось в нем. Но тут хмурый взгляд доктора Нельсона расплылся в вид терпеливого покровителя — снисходительное выражение, которое я часто видела за два дня в Лейксайд. Он думал, я была чокнутой.
— Кейли, ты описываешь иллюзии и галлюцинации. Теперь, если ты действительно не принимаешь наркотики, и твой анализ крови подтвердит это, имеется несколько других причин для таких симптомов...
— Например? — спросила я. Мой пульс громко стучал в горле, и я так сжала зубы, что челюсть заболела.
— Ну, еще рано говорить, что после...
— Скажите. Пожалуйста. Если вы собираетесь сказать мне, что я сумасшедшая, по крайней мере скажите, какого типа.
Доктор Нельсон вздохнул и захлопнул файл.
— Твои симптомы могут быть последствиями депрессии или даже сильной тревоги...
Но было что-то, чего он не договаривал. Я видела это по глазам, и мой желудок начал пульсировать.
— Что еще?
— Это может быть какая-то форма шизофрении, но это и правда преждевременно. Нам нужно сделать больше тестов...
Но я его больше не слушала. Он положил мою жизнь на дробильный станок одним этим словом, и бросил все мое будущее в суровую бурю неуверенности. Невозможности. Если я была сумасшедшей, то как я могу стать кем-нибудь еще? Никак.
— Когда я смогу пойти домой? — Это темное, тошное чувство в животе выбивалось из-под контроля, и все, чего я хотела в тот момент, это свернуться калачиком в своей кровати и уснуть. На очень долгое время.
— Как только мы установим определенный диагноз и сбалансируем прием лекарств...
— Когда?
— Две недели, по меньшей мере.
Я встала и была почти сбита с ног одолевшей меня безнадежностью. Останутся ли у меня какие-нибудь друзья, если это закончится? Буду ли я теперь той чокнутой девчонкой в школе? Той, о которой все шепчутся? Вернусь ли я вообще когда-нибудь в школу?
Если я действительно сумасшедшая, было ли это важно?
* * *
Мои следующие четыре дня в Лейксайде заставили фразу «скучно до смерти» казаться определенно возможной. Если бы не записка от Эммы, которую передал дядя Брендон, я могла бы совсем сдаться. Но услышав о ней, зная, что она не забыла обо мне — или не сказала никому, где я нахожусь — внесло релевантность в мою жизнь вне Лейксайда. Все вновь обрело значение.
Эм все еще планировала унизить Тоби в эти выходные, и скрестив пальцы ожидала, что я вернусь в школу к этому времени, чтобы все увидеть. И в том случае, если я не успею вернуться, она планирует транслировать его падение на Ю-тьюб1, только для меня.
Это стало моей новой целью. Делать и говорит все необходимое для того, чтобы выйти. Чтобы вернуться в школу и обратно к моей жизни.
Медсестра Нэнси начинала каждое утро с тех же двух вопросов и добросовестно записывала мои ответы на карточку. Я видела доктора Нельсона каждый день по несколько минут, но его, казалось, больше волновали побочные эффекты лекарств, которые он предписано, а не их действие. На мой взгляд, тот факт, что у меня больше не случались приступы крика, было полное совпадение, а не результат таблеток, которые они заставили меня принять.
И таблетки...
Я с самого начала решила не спрашивать от чего они были. Я не хотела знать. Но я не могла игнорировать побочные эффекты. Я все время чувствовала слабость, и половину первых двух дней проспала.
В следующий раз, когда пришли мои тетя и дядя, они принесли две пары моих джинсов и «О дивный новый мир», и следующий день я провела, читая его во время бодрствования. В тот вечер, Паул дал мне шариковую ручку и блокнот, и я начала писать обычное письмо, отчаянно скучая по ноутбуку, который мой отец прислал на мой последний день рождения.
На пятый вечер моего пребывания в Ле-Ле-Лэнд, мои тетя с дядей и я сидели на диване в общей зоне. Тетя Вэл бесконечно лепетала о рутине в танцевальной команде Софи и о многих раундах дискуссий со спонсором команды насчет новой формы: Комбинезоны или отдельные джемперы с шортами.
Меня лично не волновало, даже если Софи будет танцевать в обнаженном виде. В самом деле, когда-нибудь жизненный опыт может для нее открыть некоторые интересные возможности для карьеры. Но я слушала, независимо от того насколько скучна была история тети Вэл, но все это происходило в реальном мире, а я пропускала в реальном мире больше, чем когда-либо что-нибудь в своей жизни.
В середине подробного описания комбинезона несколько одновременных статических вспышки привлекли мое внимание к палате медсестер. Я не могла разобрать слова, раздающиеся из рации, но очевидно происходило что-то необычное.
Спустя несколько мгновений, где-то за пределами палаты медсестер крик разорвал больничную тишину, и у главного входа возникла суета. Затем дверь распахнулась, и в дверь вошли двое больших мужчин, ведя парня примерно моего возраста, крепко держа его за руки. Он отказался идти, так что его босые ноги волоклись по полу позади него.
Новый мальчик был худым и долговязым и разрываясь кричал, хотя я не могла понять ни слова. Он был полностью обнажен и пытался сбросить наспех накинутое на плечи одеяло.
Тетя Вэл вскочила на своих высоких каблуках, как и ожидалось, в шоке. Ее рот раскрылся в удивлении, а руки безвольно повисли по бокам. Дядя Брендон нахмурился, и кому-то мог казаться парализованным. И все пациенты секции высыпались из своих комнат, чтобы рассмотреть беспорядок.