– А вы навязчивы…
– Как вы смотрите на предложение пообедать сегодня со мной? Ведь у вас есть обеденный перерыв между занятиями?
– Конечно, как у всех нормальных людей. Но у меня нет желания обедать с вами. Я вас не знаю, никогда не видела, даже не знаю, будете ли вы мне интересны…
– И не хотите это узнать?
– Не горю желанием,– с некоторым равнодушием отказалась я.
– Очень хочу познакомиться с вами,– не реагируя на отказ, мягко перебил Марк.
– Если вы заслуживаете внимания – удивите меня, может, я и захочу встретиться с вами,– неожиданно для самой себя игриво ответила я и брезгливо посмотрела на голубой букет.– И никаких цветов, у меня на них аллергия.
«Я флиртую?!»
– О, прошу прощения. Я этого не знал. Но вот разве тюльпаны зимой недостаточный повод для удивления?
– Ну-у-у,– задумчиво протянула я, пытаясь придумать достойную остроту,– сейчас и овечку можно клонировать.
– Что ж, тогда мне остается ждать вас на крысиных бегах. Вы будете удивлены. Вы же придете?
– Только потому, что у меня свободный вечер, я зайду на это мероприятие. К тому же не люблю, когда у меня находится чужая вещь.
– Не скрывайте, Кира, вас чрезвычайно заинтересовало приглашение на крысиные бега?– довольно усмехнулся Марк.
– Я не называла вам своего имени!– подозрительно прищурилась я.
В трубке послышался еще более веселый смех с хрипотцой.
– Ваше имя сообщил мне курьер, когда отчитывался о доставке.
– Что ж, так и быть, поверю вам,– не веря ни единому слову, ответила я.
– Итак, в семнадцать ноль-ноль на Островском переулке. Успешного дня, Кира!
– И вам, Марк,– тихо попрощалась я и украдкой оглянулась на коллег: не подслушивали ли они. Не хотелось оправдываться.
Убрав тюльпаны на подоконник за занавеску, я присела за рабочий стол и стала просматривать свой ежедневник. Но только ничего не запомнила из того, что там прочла, мысли были где-то далеко: то ли за пределами нашей Вселенной, то ли на Островском переулке…
«Не знаю… Странно всё это…»
До начала занятий было еще минут пятнадцать. Я успевала выпить чаю, хотя безумно хотелось кофе, соблазнительный аромат которого всегда витал в воздухе у столовой, но на него у меня тоже была аллергия.
«Вот интересно,– в очередной раз задумалась я,– еще не встречала в жизни человека, у которого была бы аллергия на кофе! Я просто уникальный биологический организм! Хм, кафедра анатомии и физиологии человека была бы явно заинтересована моим трупом! Надо будет в будущем завещать свое тело нашей лаборатории…»
Из привычно бредовых мыслей вырвал гортанный хохот Валентины, хотя больше похожий на хрюканье.
– Аська, ты в своем амплуа! Новый год уже с сентября празднуешь!
– Валечка, здесь уместнее было бы сказать – «в своем репертуаре»,– вежливым тоном поправила лаборанта Мария Петровна, деликатно поправляя оправу очков.– Ты же работаешь на кафедре литературы!
Вот от кого я переняла привычку поправлять маму,– усмехнулась я.
– Да ладно вам,– отмахнулась Валентина,– не на кафедре же русского языка.
Мария Петровна лишь добродушно покачала головой и отвернулась.
– Коллеги, а как вы будете праздновать Новый год?– пролепетала вездесущая Ася, привычно посасывая кончик изрядно погрызенного карандаша и мечтательно закатывая глаза.– Вот я отправлюсь с моим Мишкой в путешествие по золотому кольцу России. Это будет чудесно!
Валентина, страдающая излишним весом, со скрипом развернула свое кресло и, как всегда, тяжело выдохнув перед началом разговора, заявила:
– Накроем стол, обожрёмся, послушаем президента и спать. Чё тут думать?
«Как всегда – человек без фантазии и излишков воспитания!»
– Как, как – таз оливье, отбивные, мандарины, застольные песни и пьяные гости под елкой,– рассмеялась Мария Петровна.– Это незыблемая традиция семьи Карловых.
Я невольно улыбнулась прозаичности жизни и перевела ожидающий взгляд на еще одну коллегу, преподавателя зарубежной литературы Гертруду Кузьминичну Васьковскую, которая будто и не замечала нас всех с самого своего прихода.
«Боже, и кто назвал эту бедную женщину таким нелепым именем?!»
– А по-моему, этот новый год будет таким же, как и все предыдущие,– откликнулась она тихим, каким-то бесцветным голосом.
Утомленно сомкнув веки, Гертруда Кузьминична откинулась на спинку кресла и ровно задышала, как если бы пыталась сдержать слезы. Ей было уже пятьдесят восемь. Она жила совсем одна где-то на краю города в коммуналке.
Я почувствовала знакомые нотки одиночества и представила, как было холодно и тоскливо в ее доме. И даже ее питомцы, красовавшиеся в рамке на рабочем столе – кошка Мелена и кобель Дионис – не могли дать ей того тепла и радости от жизни, в которых она так нуждалась. Я посочувствовала ей, отбрасывая леденящие мысли о том, что вижу перед собой свое будущее… Только вот питомцев я тоже завести не могла… Но подумала о том, что обязательно навещу коллегу первого января с корзинкой пушистых сдобных булок, ее любимых, французских.