— За что?! Я же ничего не сделал!
— Алекс, успокойся! Если хочешь, поговорим у меня в кабинете, но тебе нужно успокоиться, — залепетал Тайлер.
Ага, боишься, что он и тебе лицо поправит пару раз? Хотелось бы на это посмотреть.
— А есть смысл в этих разговорах? — прошипел Алекс.
— Конечно, я хочу, чтобы вы лучше поняли, зачем я это сделал. Будь на моем месте, ты поступил бы точно так же. Пойдем, нам действительно нужно поговорить.
— Если тебе есть что сказать, говори сейчас.
Тайлер понимающе вздохнул и сложил руки на груди.
— Простите меня. Я знаю, как со стороны это выглядело, но эта была необходимость. Я должен быть уверен, что ты Алекс не бросишь Уолтера в тяжелой ситуации, не пристрелишь его спящего ради куска хлеба.
— И дети — это инструмент на проверку человечности? — возмутилась я хриплым голосом. Даже говорить было больно, словно глотку облили кипятком. — Вы хоть представляете, как это подло?
— Когда-нибудь вы поймете меня. Я должен был убедиться.
Я понимала его, но злость от того, что нас развели, как школьников, бурлила внутри мощными волнами. Хотелось подорваться с места и вырвать все его волосы. Но я дышать-то с трудом могла, не говоря уже о том, чтобы драться с ним. Алекс более ли менее успокоился, ну, или попытался взять себя в руки.
Надо же, дети стали проверкой на человечность. Где же была их человечность, когда люди со знаком орла в половине солнца, что красуется на записной книжке Тайлера, сжигали целую деревню заживо, в том числе и детей. Где тогда была мораль и любовь к ближнему? Где все эти разговоры? К чему они сейчас?
— Может, и поймем. А сейчас мы пойдем, дайте знать, когда Уолтер вернется.
Алекс подошел ко мне, взял за руку и повел внутрь высотки, оставив Тайлера и все еще валяющегося на земле Мастуфа одних. Разговор на этом был окончен.
Вот их методы, теперь в этом точно нет никаких сомнений. Любое подозрение на А-2, и эти сектанты, больные на голову фанатики, без лишних слов сжигают, расстреливают безоружных людей. Я видела это в той деревне, я видела это сейчас. Пусть это и было лишь дурацким представлением.
7
Мы молча поднимались на восемнадцатый этаж, где находилась наша квартира. Легкие проклинали меня за такие приключения, а я их. Дышать с каждым шагом становилось все тяжелее, словно внутрь напихали ваты. Алексу приходилось ждать меня почти на каждом лестничном пролете, когда я останавливалась, чтобы перевести и без того тяжелое дыхание.
Я сразу прошла и завалилась на кровать. Тяжелый выдался день. Меня словно пропустили через соковыжималку, забрав последние силы. Простыни пахли хозяйственным мылом. Я закрыла глаза, позволяя легким успокоиться.
Надо найти лекарство.
И ради этой единственной цели, Алекс наступил себе на горло там внизу, оставив при себе мнение насчет этого спектакля. Он готов пойти на все, лишь бы спасти меня. А я даже вздохнуть всей грудью не могу.
Перевернулась на бок, наблюдаю, как сумерки укрывают крыши недостроенных домов, обволакивая их словно пуховым одеялом. Где-то там внизу ходит Уолтер, местный авторитет, вроде как. А завтра, когда он вернется, Алекс уйдет с ним. Ради этого нам устроили проверку, ради этого Алекс заставил себя заткнуться на громкую речь Тайлера.
Мастуф еще тоже. Мне даже не жалко, что Алекс врезал ему. Заслужил.
Моя задача на ближайшие дни крайне проста — постараться не умереть. И вести себя прилично, словно ничего не случилось. Словно не нас проверяли самым подлым способом, словно не эти ребята сожгли на моих глазах всю деревню живьем.
Я ничего не знаю. Я ничего не видела.
И точка.
— Все хорошо? — раздался рядом голос Алекса.
Он все еще бесился, шумно вдыхая и наворачивая круги по комнате, но нам некуда деваться. Он это понимает, но сделать ничего не может. Как, в прочем, и я.
— Ляг со мной, пожалуйста, — шепотом проговорила я.
Алекс послушно лег рядом, обняв меня одной рукой, второй теребя волосы. От него исходило живительное тепло, напоминающее мне, что мы еще живы, еще не все потеряно. Сколько раз судьба посылала нам самые страшные испытания, когда казалось, что все, вот он конец пришел. И мы все равно находили выход.
Нынешняя ситуация ровным счетом ничем не отличалась. Только почему-то хотелось плакать.
— Это было…
— Подло, — закончил Алекс. — Очень подло.
— Я его понимаю, в смысле, почему он так поступил.
— Я тоже, хоть мне это и против шерсти.