Темная громада дома утопала в снегу, расчищены были только дорожки, а об остальных достоинствах холмистого участка, поросшего великолепными вековыми дубами, канадскими кленами и соснами можно было лишь догадываться. Роман с дистанционного пульта открыл ворота, въехал в гараж, из которого можно было попасть в дом.
— Здесь тепло, не замерзнешь.
— Тут никого нет? — спросила Маргарита.
— Никого. Я отпустил человека, который следит за домом.
— Когда же ты успел?
— Когда ты прыгала по сугробам, выбежав из клуба, как будто за тобой гналась свора гончих.
— Значит, ты знал, что мы поедем сюда? — Она хотела возмутиться, но вместо этого просто рассмеялась.
— Конечно, знал. Я видел.
— Что же ты видел?
— Видел, что моя Марго все та же, нет, не та же, еще лучше, красивее, мудрее. А раз мудрее, то не станет мне отказывать. — Он обнял ее, и они вошли в пустынный холл, где их шаги и голоса отзывались эхом.
— Нет, — возразила она, — мудрая женщина делает выводы из своих ошибок, а я, к сожалению, глупа. Опять ты меня соблазнил…
— Я не ошибка, — сказал он, — я просто вернулся. И это во многом из-за тебя.
— Как мне тебя звать? — вдруг спросила она.
— Роман. С этим новым именем я вошел в новую жизнь. А та моя жизнь кончилась в Боснии, и пусть так и будет.
— Ты расскажешь мне, что случилось?
— Когда-нибудь, когда-нибудь, но не теперь.
Он взял ее за руку и повел по винтовой лестнице на второй этаж. Свет зажигался и гас по мере их движения. Они вошли в просторную комнату, где почти не было мебели, только одна большая низкая кровать и пушистый бежевый ковер, в котором тонули ноги, мягкий и теплый. Дверь из спальни вела в ванную комнату, где нашли себе место и душевая кабина, и роскошное джакузи. Плитка, которой были отделаны стены, нежно отсвечивала телесно-розовым мрамором с отделкой по фризу причудливым узором в прихотливом стиле модерн. Сиреневые ирисы переплетались у самого потолка, образуя сложный узор. И это было единственное украшение, которое заметила Маргарита. Больше нигде не было ни фресок, ни лепнины. Впрочем, возможно, все это роскошество еще появится. Дом ведь совсем новый. Она про себя заметила, что если бы ей пришлось оформлять собственное жилище, то она тоже начала бы с ванной, самого любимого помещения. У себя она так и сделала, как только въехала в квартиру. Окна и спальни и ванной выходили в заметенный снегом сад, и в них заглядывала полная луна, серебристая и яркая в чистом морозном воздухе. Это была сказка. И Марго остановилась у окна, вглядываясь в сплошную белизну, перечеркнутую лишь кое-где черными ветвями старых деревьев, а в свете круглых фонарей, выстроившихся вдоль извивающейся дорожки, светились крупные хлопья снега.
— Замерзла? — спросил Роман, обнимая ее сзади и позволяя своим рукам привольно скользить по ее бедрам, по талии, по груди, натянувшей роскошное платье.
— Да, немного, — отозвалась она.
— Тогда займемся водными процедурами?
Она смотрела, как он, скинув пиджак и закатав рукава рубашки, пускает воду, и она начинает пузыриться в чреве джакузи. Роман зажег свечи и отправился куда-то, а когда вернулся, в его руках были бокалы с красным вином, рубиново мерцающим в отблесках ароматизированных белых свечей. Маргарита уже сбросила одежду на маленькую скамеечку и погрузилась в теплую воду.
— Мы с тобой напьемся, — засмеялась она, — во всяком случае я. И буду ничуть не лучше Граниной. Я перемешала сегодня вино и коньяк…
— А я и так пьян. Из-за тебя. Но это никак не сказалось на моих возможностях, — улыбнулся он и стал раздеваться, медленно освобождаясь от одежды, давая ей возможность рассмотреть его худощавое тело, стройные длинные ноги, гибкие руки и все остальное, от созерцания чего Марго глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Он не был атлетически сложен, как Артем, но по сравнению с ним тот выглядел просто накачанным грузчиком, а Роман… Роман был аристократом. Немудрено, что это, даже будучи навеселе, почувствовала Ольга Гранина, большая, как говорили, любительница сильного пола. Или она почувствовала это раньше? Маргарита ощутила укол ревности. Она желала только одного — чтобы этот человек принадлежал сейчас только ей, ей одной, и душой и телом.
Роман опустился в бурлящую воду и протянул ей бокал с вином. Маргарита, отпив немного и отставив вино в сторону, приблизила терпкий рот к его губам. Он пил виноградную влагу, раздвигал языком ее губы, проникая глубоко и нежно. Молодые люди не спешили, вкладывая в эту игру предвкушение грядущей близости. Маргарита обхватила ногами его талию и почувствовала, как плоть приближается к ее раскрывающемуся гроту, но он не вошел в нее, а только начал дразнить, то касаясь ее, то вновь отдаляясь, и она подчинилась этому упоительному ритму, доходя почти до обморока от вожделения, огнем опаляющего низ ее живота. Она поднялась над ним из воды и развела ноги. Роман положил ладони на ее блестящие от воды шелковистые бедра и стал целовать их внутреннюю сторону, останавливаясь в предельной близости от источника ее наслаждения. А потом вдруг резко притянул ее к себе, и его язык стал делать круговые движения вокруг ее набухшего бутона. Она застонала и прижала его голову к себе, требуя, чтобы он продолжал эту сладкую муку. Ласкать ее ему помогали чуткие пальцы и чувственные губы.