Потерянная повесть
Елена Свительская
Потерянная повесть
Девушка сидела на ограждении балкона и беззаботно болтала ногами. Такэру бросился к ней, протянул руку, желая удержать её. В какой миг она встала на ограждении, молодой мужчина не заметил. И вот он застыл перед ней, мучительно глотая слова и протягивая к ней руку. Она стояла, не качаясь, ровно, как на земле, и беззаботно смеялась. Прямые длинные чёрные волосы высыпались из-под кепки – и рассыпались по её плечам. Длинные, чёрные, толстые, прямые, они то взметались вокруг неё, то опускались и были ей до пят. Чёрные глаза её серьёзно смотрели на него из-под тени козырька. Она смеялась, но глаза её были серьёзны. И вдруг она резко замолкла и отступила назад. И скрылась в пропасти ночной тишины. Без единого звука.
С отчаянным вскриком Такэру рванулся к ограждению, судорожно вцепился в него и потеряно взглянул с балкона вниз. Упавшая была в тёмной куртке и джинсах, но на асфальте почему-то белело светлое пятно. Девушка в длинных многослойных кимоно, перехваченных узким поясом, замерла на тротуаре. Крик ужаса вырвался у мужчины. Упавшая вдруг шевельнулась... и медленно поднялась. Она подняла голову, смотря вверх – и длинные чёрные волосы, тускло светившиеся в свете луны, густым и плотным покрывалом рассыпались по её светлым одеждам. С мгновение она и Такэру смотрели друг на друга. Потом она вдруг легко оттолкнулась от земли и... взлетела. Полы просторных рукавов её кимоно взметнулись как крылья... И она замерла в воздухе напротив балкона, улыбаясь, смотря на мужчину искрящимися весельем глазами, протянула ему руку. Он подался к ней, забыв, что под ними пропасть в семь этажей.
В какой-то миг из комнаты выскочила Акико, вцепилась в своего возлюбленного, мешая ему перевалиться через ограждение, к чудовищу, смеющему в воздухе. Чудовище! Акико была уверена, что за этим красивым лицом, в обрамлении длинных волос, за многослойными роскошно составленными кимоно разных оттенков и за хрупким изящным телом скрывается чудовище. Но Такэру ничего не понимал, ничего не помнил, он вырывался и тянул руку к смеющейся девушке, выглядевшей, как придворная дама из старинных повестей...
Прозвонил будильник: как всегда неожиданно, но сегодня очень кстати. Такэру резко сел на кровати. Сон всё ещё завораживал и ужасал. Это жуткое чувство, когда смотришь со стороны на самого себя, который добровольно и безропотно лезет в руки смерти! Это жуткое чувство тоски и безысходности... Это прекрасное лицо чудовища, смеющегося над ним... Оно воистину было прекрасно! Своими густыми прямыми волосами до пят – мечта всех хэйанских аристократов. Искусно подобранными кимоно нежнейших оттенков, чьи рукава и вороты немного выглядывали друг из-под друга, и лёгким следом узора на самом верхнем, ослепительно белом... цвета траура и смерти... Своими глазами, кажущимися до боли знакомыми...
С кухни послышался тихий звяк ложкой или вилкой по тарелке. Такэру недоуменно провёл левой рукой по опустевшей кровати. Потом, смекнув, успокоился. Проснулась раньше и теперь готовит ему завтрак, напевая про себя одной ей известную песенку и покачиваясь ей в такт...
Акико и вправду увлечённо занималась приготовлением завтрака и танцем под известную одной ей песню. Её грациозная, немного пышная фигурка соблазнительно покачивалась. Куда её телу, пышущему здоровьем, и, хм, жизнью в достатке, до хэйанского идеала хрупкой женской красоты, завёрнутого в многослойные кимоно? Халатик, кстати, на ней был однослойный, бархатный, по колено, но вот рукава были просторные, правда, сейчас завёрнутые до локтей...
Профессор Танака Такэру залюбовался своей ученицей. Здесь, в объятиях родной своей квартиры, он мог беззаботно смотреть на неё, не опасаясь людских глаз. Запретная любовь, ставившая на кон его репутацию добродетельного холостяка и отличного профессора, была лишь ещё слаще от своей недозволенности и витавшей над ней обречённости.
– О, ты уже проснулся! – обрадовалась Акико, заметив его.
Это было единственное место на свете, где она звала его по имени и обращалась на «ты». И было очень приятно слышать её обращение. В институте же она избегала его или, поприветствовав «Танака-сан», использовав максимум формальных приторно-вежливых фраз, робко ускользала. И ему оставалось только держаться, делая невозмутимое лицо. Самураи бы позавидовали ему. Да вот только последний сёгунат уже давно был свергнут...