Была на свете страна, где все шло как-то не так. Вы никогда не могли сказать, будет ли дождь, скиснет ли молоко, мальчик родится или девочка, а уж когда дитя родилось — какой у него будет нрав.
И вот в этой странной стране, в согласии с её законами, пошёл золотистый дождь — солнце сияло сквозь капли, а сами они были как золотое зерно или жёлтый лютик. Пока этот дивный дождь, мелодично звеня, падал на листья каштана и сикоморы или на чашечки цветов, смело ловящие влагу, пока этот благостный дождь промывал воздух, лился, струился, сверкал, шептал и шелестел, словом, пока он шёл, а листья, цветы и овцы, ежи и коровы споро ловили золотистые капли, кое-что случилось. Нет, не битва, не коронация, не землетрясение, а куда важнее, чем всё это, взятое вместе.
РОДИЛАСЬ ДЕВОЧКА.
Отец её был король, мать — королева, дяди и тёти — принцы и принцессы, так что и она сама была Не-Кто-Нибудь. Однако, верьте не верьте, она сразу заплакала. Что говорить, странная страна!
Пока девочка росла, все наперебой уверяли её, что она — Не-Кто-Нибудь, и она так легко поддалась, что стала считать это ясным, несомненным и очевидным. Что ж, спорить не стану. Мало того — прибавлю, что в странной стране было много важных персон. Верьте не верьте, каждый мальчик и каждая девочка были готовы счесть, что они — Не-Кто-Нибудь. Но принцесса, как ни прискорбно, полагала, что кроме неё важных персон нет.
Далеко к северу от дворца, на мрачном склоне, где не было ни каштанов, ни сикомор, ни лютиков, только скудный и чахлый мох, редко поросший медными цветочками; далеко к северу то же облако, из которого лился золотистый дождь, да, то же самое облако (или туча?) швыряло пригоршни града с такой силой, что он отскакивал от камней, прочёсывал овечью шерсть, колол с налёта щёки пастуха и бил его собаку по твёрдой умной голове и длинному, хитрому носу.
Так вот, на мрачном склоне, где были только камни, вереск и ветер, родилась ещё одна девочка.
Отец её был пастух, мать — жена пастуха, дяди и тёти — пастухи и доярки. Однако, верьте не верьте, заплакала и она. Мало того — пастухи, пастушки, доярки оказались не умнее короля, королевы и принцесс. Они тоже убеждали девочку, что она — Не-Кто-Нибудь, и она охотно им верила.
Да, странная страна, не то что наша! Верьте не верьте, а люди не были довольны тем, что у них есть, и хотели чего-то другого, иногда — невозможного.
Если взрослые там такие, стоит ли удивляться, что Розамунда (так её назвали, а значит это «Роза мира») хотела только того, чего нет и быть не может? Богатств у неё было много, слишком много, и глупые родители ни в чем ей не отказывали, но чего-то дать не могли — все же они только король с королевой. Свечку ей давали, пожалуйста, всячески стараясь, чтобы она не обожглась и не подпалила платье, а вот луну с неба не снимешь. Мало того, хуже того: они притворялись, что дают ей и то, чего дать не могут. Нашли круг из начищенного серебра примерно с луну размером, взяли — и дали принцессе, а она до поры до времени была довольна.
Однако рано или поздно она заметила, что луна какая-то странная — не светится в темноте. Дело было так: когда Розамунда с ней возилась, няня задула фитиль, и всё исчезло. Принцесса взревела, дёрнула штору и увидела, что далеко и высоко тихо светит луна, словно её и не снимали. Разозлилась она так, что, если бы не упала от злости, я просто не знаю, что было бы.
Чем больше она росла, тем больше всего хотела, да к тому же ей всё стало прискучивать. И в детской, и в классной, и в спальне высились кучи и вороха, страшно смотреть, а гардероб королевы она давно перебрала и уже ничего не могла для себя найти.
Когда ей исполнилось пять лет, ей подарили золотые часики, всплошную усыпанные рубинами и брильянтами; но однажды она разволновалась (так называли уродливые приступы ярости), швырнула их о камин, и они остановились, а часть брильянтов попадала в золу.
Когда она стала ещё старше, она полюбила животных, но так, что ни ей, ни им от этого радости не было. Сердясь, она их била и пыталась разорвать, а потом сразу теряла к ним интерес. Если они могли, они убегали, к вящей её злости. Как-то она перестала кормить своих белых мышей, они убежали, и вскоре весь замок просто ими кишел. Красные глазки сверкали во тьме, белые шкурки мелькали в тёмных углах. Король нашёл их гнездо в малой короне и приказал всех утопить, но принцесса подняла такой крик, что их оставили в покое, а бедному королю пришлось носить каждый день самую лучшую корону, пока они совсем не сбегут. Собственность принцессы священна, как бы она к ней ни относилась.