Через пять минут Ако уже был на корабле. Он спря* тал доски на прежнее место, смотал веревку и, точно бдительный страж, принялся расхаживать по палубе — от носа судна до кормы и обратно. Медленно текло время. Когда солнце стало припекать невыносимо, Ако ушел на корму и сел на кнехт под тентом. Почувствовав голод, он спустился в камбуз и порылся в шкафчике для продуктов. Кок тоже уехал на берег. Они там, видимо, чувствовали себя неплохо. Ако слышал выкрики и пение перепившихся моряков. Потом раздалось несколько выстрелов — верно, кто-нибудь из офицеров демонстрировал островитянам свое волшебство, сбивая птиц. Ако улыбнулся — скоро в этом больше не будет никакого волшебства, ведь в его вещевом мешке найдутся не только одежда и украшения. Вовсе нет. Там был настоящий револьвер, разобранная винтовка и несколько сот патронов. Этот арсенал, который в другом месте и при иных обстоятельствах имел бы ничтожное значение, здесь мог приобрести огромную ценность.
Под вечер возвратилась одна лодка с боцманом, коком и несколькими матросами. Они привезли два бочонка воды и целую гору плодов и рыбы. Сложив продукты в кладовую и слив воду в питьевую цистерну, два матроса снова отправились на остров, а остальные, оставшиеся на корабле, подняли невероятный гвалт. В тропической жаре белому человеку достаточно и авы, чтобы наклюкаться…
Из их разговоров Ако заключил, что островитяне очень забиты и запуганы. Мистер Портер внушил им плетью величайшее уважение к белым. Результатом этой запуганности были плоды, рыба, украшения и оригинальные предметы домашнего обихода, которые островитяне отдавали без возражений, когда кто-либо из приезжих выражал желание взять их себе. Взамен они получали насмешки и грубые шутки.
Стиснув зубы, Ако улыбался, когда кок рассказы* вал ему о своих приключениях на берегу. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда перепившийся матрос, с сознанием превосходства своей расы, тупоумно издевался над обычаями и укладом жизни островитян, над тем, что было дорого и свято для Ако. Но когда через пару часов от берега отвалило несколько лодок, он снова забрался в кубрик и не показывался на па* лубе до тех пор, пока штурман не кликнул людей к парусам.
В сумерки, когда день сменяется ночью, «Даппер» снялся с якоря и, стуча мотором, двинулся через рас* селину рифа в открытое море. Миновав полосу прибоя, они развернули корабль на восток и начали ставить паруса. И вот случилось так, что, возясь в полутьме с парусами, Ако вдруг потерял равновесие и с легким вскриком свалился за борт. Тревожные возгласы матросов ветер отнес в море. Островитяне, вышедшие на своих челноках в лагуну посмотреть на отплытие корабля, не слышали минутной суматохи на палубе. Разве только странным им показалось, что судно, уже удалявшееся от берега, вдруг остановилось и несколько секунд вроде бы не двигалось с места. Но потом оно опять тронулось и, мигая белесыми сигналь* ными огнями на мачтах, постепенно скрылось в ночи.
Над водой Ако не появлялся.
— При падении он, как видно, ушиб голову и потерял сознание, — решил капитан. — Нам нет смысла задерживаться. А жаль… хороший был работник. — И, удостоив такого признания, цивилизованного дикаря Ако вычеркнули из списка живых. Может быть, по возвращении «Даппера» в порт соответствующее учреждение и объявит, что разыскиваются наследники, а может, и нет. И то сказать, какое могло быть наследство у такого всесветного бродяги (несколько шиллингов недополученного жалованья) и какие у него могли быть наследники. В старом вещевом мешке, оставленном на корабле, нашли одни лишь лохмотья. А нового мешка,.который он раньше прятал в старом, никто не видел.
Метров тридцать Ако проплыл под водой. Этого было достаточно, чтобы с корабля его больше не могли увидеть. Высунув голову из воды лишь настолько, чтобы можно было дышать, Ако передвигался бесшумными эластичными движениями тела и все больше удалялся от корабля. Когда мотор «Даппера» снова захлопал, островитянин уже миновал полосу прибоя и ползком пробирался к рифу. Там он еще некоторое время полежал, прижавшись к земле, и только когда все пироги островитян вернулись на берег, Ако встал и направился по рифу на восток. Так он шел минут пять, а может и больше, пока не достиг места, где риф вдавался в лагуну напротив мыса, образующего восточное побережье бухты острова. Теперь уж он был уверен, что из поселка островитяне его не заметят. В этом месте лагуна была шириной метров в восемьдесят. Над островом сиял месяц. И снова, как в те далекие дни, мерцала водная гладь лагуны, серебром отливала листва в купах деревьев и кустарников, и стройные пальмы отбрасывали длинные тени. С минуту Ако стоял будто в полусне, предаваясь очарованию нахлынувших чувств. Сновидением казался ему этот миг, но он знал, что теперь это уже не сон. Это его родина, это она покоится тут в ночной тишине — столь же прекрасная и милая, как и прежде. Метни Ако камень через лагуну, и он упадет на берегу Ригонды.. издай возглас радости и счастья, и его услышит твое племя! Дома… ты дома, Ако! Ты больше никогда не расстанешься с этой землей — твоя судьба, каждый твой вздох с этого дня до смертного часа будет связан с судьбой Ригонды.