Тот самый день.
Сланцево-серое небо растекалось очень медленно, предупреждая каждого о приближающемся ненастье. Люди быстро куда-то шагали и не обращали внимание ни на что вокруг. Все они были безликими и целью для них была лишь дорога до работы. Взгляд каждого был холодным и пустым, как и они сами. Небо чернело.
Этот день был долгожданным - я ехал к бабушке. Бабушка для меня всегда была кем-то особенным, кем-то таким, кого я любил несмотря ни на что. Каждая её морщинка и всякое неловкое движение намекали на возраст, на тот огромный, немыслимо тяжелый и длинный путь, что она преодолела, прежде чем стать тем, кто она сейчас - мамой и бабушкой. Дома у неё всегда пахло земляникой и мылом, а также свежей выпечкой. По приезде всякий раз она кормила меня и расспрашивала о том, как дела дома, как поживает мой друг Коля и хорошо ли у меня с учёбой. Всё это казалось обыденным и совсем незначительным. Но когда я долго не видел её, то часто вспоминал про эти мимолетные мгновения, воспроизводя у себя в голове её голос, что звучал так тепло и приятно, словно солнечный свет в мрачный и непогожий день.
Шум двигающегося по рельсам поезда раздавался тихо и мягко, с каждым мгновением нарастая и захватывая внимание всех вокруг. Спустя несколько минут он остановился напротив меня с мамой и мы охотно направились ко входу.
Пройдя в купе, я увидел пожилого мужчину на верхней полке справа и полную девушку, которая лежала на полке ниже. Оба они были с виду порядочными и добрым ив глазах ребенка, а особенно я запомнил улыбку девушки, которая сразу же, как только я вошел в купе, угостила меня конфеткой с черносливом. Конечно, я не люблю такие конфеты, но отказаться было бы вовсе неприлично и я принял её, поблагодарив и улыбнувшись в ответ. В тот момент я почувствовал легкое облегчение, словно что-то переменилось во мне.
Дедушка смотрел на меня из-под руки, на которую опёрся лбом. В его глазах чувствовались боль и отчаянье, но в виду моего детского возраста я не мог подобрать слов, чтобы заговорить с ним.
Мне было холодно и тревожно. Я всё думал о дедушке, взгляд которого запал мне в душу и я начал ждать момента, когда он сползёт со своего места и выйдет из купе, чтобы я мог проследовать за ним и наконец заговорить.
Просиживая в купе, я смотрел в окно, где мелькали кусты, поля, огромные и густые леса, кукуруза. Огромная туча, что вот-вот собиралась оросить землю, неожиданно для всех куда-то испарилась, словно её и не было полчаса назад. Тут же показалось красновато-рыжее солнце, выглядывающее из-за редких облаков, похожих на дымку от маленького костра. Лучики солнца проявляли себя всё сильнее: сначала они были незначительными, но вскоре, когда солнцу почти ничего не мешало, они превратились в огненных монстров, источающих неприятный жар, словно огнедышащий Цербер, и, проникающих в самые потаённые уголки купе, подчиняя себе все вокруг.
Я любил смотреть в окно, ведь только в такие моменты ты понимаешь, насколько большой наш мир: есть столько прекрасных мест, разных людей, разнообразных культур. Весь наш мир - большая картина, на которой умещается столько всего.
Выйдя из купе и прогуливаясь по коридору, я слышал разговоры людей, стук стаканов и ложек, звуки щебечущих птиц. Вдруг я встретил того самого дедушку, который выглядел таким грустным. Не знаю почему, но мне хотелось с ним заговорить. Словно голос внутри побуждал меня на это.
- Здравствуйте. - нерешительно сказал я.
- А-а... Добрый день. - невнятно и скомкано ответил дедушка.
В его голосе чувствовалось желание уединиться и недовольство тем, что с ним кто-то заговорил.
- Почему Вы грустите?
- С чего ты взял, что мне грустно?
- Когда я зашёл в купе, то Вы выглядели так несчастно. Мне тоже было грустно, когда мама не купила мне мороженое. А что с Вами случилось? - с детской улыбкой спросил я.
На минуту он замолчал и уставился в окно, всматриваясь в мелькающие поля с цветами и деревьями. Он явно не хотел разговаривать и решил, что лучше будет просто промолчать. Но это меня не остановило.
- Ну расскажите мне, вдруг я могу Вам помочь?
- Уже никто мне не сможет помочь.
- Я не понимаю..
Тут он отошёл от окна и направился обратно в купе, приложив одну руку к лицу. Я был обеспокоен и даже расстроен, что он не хотел со мной разговаривать. Но тут я заметил, как он оторвал руку от лица и опустил её. По вздувшимся и синим венам стекали почти незаметные капли. Он заплакал.
В этот момент всего меня пробрала дрожь и я был испуган. Что я не так сказал ему? Как я довел взрослого человека до такого? В том возрасте мне казалось, что плакать могут лишь дети. А если плачет взрослый - то на это есть какая-то очень и очень веская причина, никак иначе. Мне было страшно возвращаться в купе.