Азирафаэль молчал. Он не мог отвести взгляда с девушки, от которой исходил буквально святой свет.
— Азирафаэль — ангел Господень, спасибо за твою помощь. Спасибо, — Селеста встала с места и обняла ангела крепко-крепко, благодаря его за всё.
— Как? — только и смог вымолвить ангел.
— Кроули, — прошептала Селеста и отстранилась.
— Подожди! — Азирафаэль тоже отстранился от неё, ощутив подвох. — Почему он тебе рассказал? — в тысячный раз оговорился он.
— Я не могу рассказать, я ему обещала, — Селеста встала с дивана.
Она уже окончательно созрела идти в церковь. Была готова столкнуться со своим прошлым. Селеста решила покинуть этот магазин завтра утром.
Один вечер. Она хотела запомнить эти книги, соседнюю пекарню с доброй продавщицей Сарой, которая иногда давала ей лишнюю булочку, как утверждала женщина, «за красивые глазки». Хотя глазик был только один. Хотелось понежиться напоследок в своей кровати с мягким матрасом на основе независимого пружинного блока и латексной прослойкой. Азирафаэль даже пытался торговаться за этот матрас. Это было смешно со всеми этими: «Сэр, это большая сумма!», а управляющий ему в ответ: «Дарагой! Хароший матрас! Натуральный латекс! Панюхай! На-на! Ара!».
Азирафаэль не выдержал напора грузного мужчины, заплатил больше указанного, да ещё и подушку купил. Будет скучать по тусклому освещению, когда за окном небо меняет свой цвет, а в Лондоне зажигаются фонари. По шуму за дверью. По вежливым отказам друга покупателям, не ценящим литературу. По какао с зефирками. Селеста чувствовала, что когда она завтра выйдет за порог этого магазина, больше не вернётся.
Вечером того же дня девушка предложила поужинать не как обычно в маленькой задней комнате магазина, а сходить в кафе. Пообещала, что угощение с неё. Зря, что ли, хозяин зарплату ей платил? Селеста выбрала милое ламповое французское кафе, где подавали заварные пирожные и очень вкусный торт «Наполеон». Азирафаэль охотно согласился.
Селеста обычно не придиралась к своему внешнему виду, но сейчас охотно решила навести лоск. Как-никак, последний ужин в обществе друга. Кремовое платье, которое соответствовало образу спутника в этот вечер, с оборками, корсетом и воротничком-стоечкой. Милые туфли на низком каблуке со шнуровкой. Лёгкий блеск для губ.
«Неплохо».
Селеста улыбнулась своему отражению и вышла в помещение. Азирафаэль ждал её, сидя на диване, нервно заламывая пальцы.
Когда Селеста оказалась в поле зрения, ангел тут же встал с места, оглядывая спутницу.
— Тебе идёт, — восторженно сказал он.
— Спасибо. Ты… эм… Тоже, как обычно, хорошо выглядишь! — смущённо ответила девушка, отмечая для себя, что хотелось бы видеть кое-кого ещё. Того самого, с грустными змеиными глазами.
Селеста вспомнила, робея, как грубо поступила. А ведь он пытался помочь.
— Ну, пошли, — Азирафаэль галантно выставил локоть, чтобы поддержать девушку.
Пара вышла из магазина и направилась в сторону кафе «Maison Bertaux»* — очень тёплое место с приветливым персоналом. В этом месте всегда пахло свежей сладкой выпечкой и сдобой. В районе Сохо вообще много приятных мест, но Селеста выбрала именно это заведение из-за превосходных банановых кексов. Ну, не могла она устоять перед нежным вкусом, который, в отличие от многих других кондитерских изделий, отличался отсутствием приторности. Девушка шла под руку с ангелом, засматриваясь на светящиеся вывески и витрины и всем естеством впитывая атмосферу жизни и суеты. Даже в такой час город жил и шумел.
Пара вошла в кафе, и их тут же усадили за маленький столик на двоих.
Оперевшись о стену, Хастур стоял у витрины, на которой ровным почерком было выведено название французского кафе.
Он вытащил из кармана грязного плаща старый кнопочный телефон, набрал нужный номер и прислонил к уху трубку. Всякий раз он поднимал её слишком высоко, от чего каждый раз не понимал, почему так плохо слышно. Он не раз замечал, что так общаются бабушки, которые совершенно не понимают, где у этой штуковина верх, а где низ.
— Вельзевул, да! Я нашёл её. Что? Да, проблемы. Она всё это время была под присмотром ангела. Нет, я не знаю, почему тогда было чудо с явной темной аурой. Да, уверен, есть кто-то ещё. Что? Не слышу. Понял, не трогать. Я прослежу. Она уже у нас в руках. Что? Хорошо, ангельская канцелярия слишком медленная. Я понял, не кричи, — не попрощавшись, демон нажал на красную кнопку и небрежно кинул телефон обратно в карман.
Хастур достал сигарету и закурил, глубоко вдыхая никотин в лёгкие.
— Мама, дядя кушать хочет, он так смотрит на булочки, — рядом шла маленькая девочка под ручку с невысокого роста женщиной.
Демон лениво повернул голову, затягиваясь.
— Вот не будешь хорошо учиться, станешь такой же, — вежливо ответила женщина.
Хастур обвёл женщину безэмоциональным взглядом.
— Учёба не самое важное. Вот твой клиент вечером заплатит тебе больше за хороший отсос, гарантирую, — демон позволил себе криво ухмыльнуться.
Женщина удивлённо уставилась на демона и, сжав ладошку девочки, прибавила шаг, уводя любопытную дочку подальше.
— Мам, а что такое «отсос»? — только и послышался где-то вдалеке любопытный тон малышки.
Абсолютно обнаженную Селесту грубо толкнули в камеру двое здоровых мужиков с язвами по всему телу и прилипшими насекомыми на лице, приковали по рукам и ногам к стене. Девушка испуганно смотрела на них своим единственным видящим глазом, совершенно не понимая, что от неё хотят. Она не могла ничего вспомнить, даже своего имени. Кто она, откуда и что им нужно?
В комнату вошла низенькая молодая женщина с мужественными чертами. Как подросток-пацанка с огромной мухой на голове. На вид лет двадцать, больше ей Селеста дать не могла.
— Ну что, деточка. Будешь расплачиваться за грехи, — женщина-муха (так её окрестила Селеста) присела на корточки, смерив жертву серьёзным взглядом.
— Какие грехи?! Кто Вы?! — завизжала Селеста.
— Я не знаю. Гнев, уныние, чревоугодие, похоть. Выбирай любой — на свой вкус, — ни один мускул на бледном лице не дрогнул.
В первый же день Селеста предалась сразу двум грехам. Гнев и уныние.
Её избивали, не щадя хрупкое тело. Повторяли одно и то же: «Тебе не спастись, тебе не убежать». Гнев захватил девушку почти сразу и до самого основания. Это несправедливо. Невыносимая боль разрывала всё тело. Удары приходились куда угодно, оставляя после себя страшные фиолетовые отметины. Селеста кричала из последних сил, надорвав голос.
А мужчины лишь хохотали.
«Давай! Ответь!»
И Селеста отвечала. Даже пыталась материться, не понимая, откуда может вообще знать такие слова. Кость мерзко хрустнула. На этот раз это была рука. Её изогнуло под каким-то неестественным углом, обнажились хрящи и мясо. Рекой потекла кровь, стекая в лужицу у грязных ног. Селеста смотрела на всё с диким ужасом, ощущая всю боль из-за страха гораздо, наверное, отчётливее, чем она есть на самом деле.
Они излечивали её после, чтобы на следующий день вновь вернуться и испробовать на податливом молодом теле новые пытки. Ножи вырезали узоры: всевозможные, извилистые, прямые и плавные.
Это было просто невыносимо. Селеста выплакала все слезы и, в конце концов, смирилась, проклиная всё на свете и ненавидя себя и свою жизнь. Отчаяние накрыло с головой. Стало как-то всё равно на своё спасение.
Ей пришлось пережить каждый грех.
Её кормили, словно на убой, пока вся еда не начинала лезть наружу. Селесту тошнило до желчи, до крови. И каждый раз девушка задавалась вопросом: «Почему я?» Как можно так измываться над живым человеком?