— Гавриил! — Михаил вошла в такое же, как и все остальные, жгуче-белое помещение, тяжело дыша после всей беготни по бесконечным лестницам.
Архангел оторвал взгляд от журнала о правильном питании, изогнув бровь.
— Что-то не так, Михаил?
— Да. Я проводила перепись душ и есть загвоздка. Не хватает одной души. А именно: Селесты Хилл. Монахиня, двадцать четыре года, умерла давненько, — ангелы обходились без приветствий на работе, да и вообще, впрочем, без приветствий — уж слишком деловые клерки.
Гавриил протянул руку, чтобы взять стопку документов, которые подала худая женщина в деловом костюме. Пробежав по строчкам взглядом, мужчина свёл брови к переносице, потом ещё раз прочёл, уже внимательнее. Действительно. Монахиня Церкви Святой Елены не поступала к ним, хотя должна была пройти регистрацию. Сорок дней уже давно прошли, следовательно, эта девушка не могла остаться в очереди. Ох, эти разбирательства после Армагеддона — сплошной бардак!
— Но не могла же она испариться. Куда-то же Селеста делась, верно? Ты проверила все комнаты отдыха? — Гавриил отбросил бумаги на стол, положив руки на подлокотники.
Вообще его мало волновал факт исчезновения, ну, одной душой меньше, одной больше. Сейчас не так важно. Войны нет, значит, энергия не особо необходима. Его эти обезьяны в принципе мало волновали. Но отчёты требовали идеального состояния, а Михаил слишком дотошная, чтобы посмотреть на сей факт сквозь пальцы.
— Бильярдные?
— Да.
— Спа?
— Да.
— Парки?
— Да. Да и да! Я проверила все, Гавриил.
— А…
— Да! Её нет! Может быть, задержалась на Земле? — женщина начала раздражаться, больше всего начальница кадрового отдела и отдела распределения ненавидела, когда что-то идёт не так. Ей, собственно, тоже плевать на душу, но пустующая строчка в списке выводила из себя.
— Ну, тогда ищи, обзвони всех. Попробуй спросить Азирафаэля, он частенько с людишками якшается. Может быть, видел пропажу, — Гавриил неоднозначно махнул в воздухе рукой, снова беря журнал, где как раз остановился на разделе новых упражнений для качания пресса.
Михаил, понимая, что ей снова придётся всё решать самой, собрала все документы и поспешно вышла в коридор, громко стуча высокими каблуками чёрных кожаных туфель.
С каждым днём свет Селесты угасал. Она чахла. Кожа из приятного персиково оттенка приближалась к белой бумаге, девушка похудела, множество венок на кистях проступили, создавая рисунок молний, как в небе, во время особенно поганой погоды. Кошмары продолжали мучить, добавлялись детали и новые подробности, не самые приятные. Она вспоминала свои последние минуты смерти, однако не могла вспомнить свою смерть по факту. Душам это не дано: они могут помнить каждый элемент в своей жизни, но свою смерть — нет. Это удручало демона. Близилось время, когда она должна будет узнать последний момент своей истории, и только он может ей это рассказать.
Кроули выходил за виски в знакомый и проверенный магазин алкогольных напитков, который собрал достаточно разнообразные бутылки и имел хороший ассортимент. Мужчина встал перед дверью, собираясь открыть её, но остановился, прислушиваясь. Кто-то пел. Демон приложил ухо к металлической поверхности. Да. Он не ошибся. Максимально тихо рука скользнула к ручке двери, открывая её, чтобы не прервать чудесные звуки пения.
Дьявол, дьявол,
Умный дьявол, дьявол…
Как быстро они продают свои души
Ради удовольствия и обещаний богатства.
Но дьявол не будет мной.
Дьявол, дьявол…
Кости из металла, металла.
Ты пытаешь святых лишь взглянув на них,
Внушаешь мысли, что у них когда-то был шанс.
Голосок разливался по тёмным помещениям. Ослабевший, тихий, но даже учитывая строчки печальной песни, особенно ласковый. Переливчатый. Складывалось ощущение, что находишься где-то в лесу, среди высоких деревьев, что тянут свои ветви к тёмно-синему небу, усыпанному множеством звёзд, а нимфа зовёт тебя глубже, в чащу, заманивая своим голосом. Кроули снял обувь, чтобы ни в коем случае его шаги не было слышно, пробираясь вглубь квартиры, следуя за лесной нимфой, что сейчас зашивала, сидя на диване, какую-то вещь.
Не испытывай меня, дьявол, дьявол.
Ты не сможешь купить меня, дьявол, дьявол.
Ты не сделаешь из меня дуру, о нет.
Что делает тебя таким особенным, особенным,
Чтобы думать, что я когда-либо смогу поддаться
Ради этого коварного танца между тобой и мной, дьявол, дьявол.
Селеста почти что шептала эти слова, легко улыбаясь и делая очередной стежок. Бледные руки крепко держали иголку с ниткой, прокалывая материал, а потом снова натягивая. Она бережно проводила ладонью по чёрной ткани, разглаживая образовавшиеся складки, не прекращая петь грустную песню.
Ты принимаешь форму
Всего, к чему меня так тянет…
Ты принимаешь форму
Всего, к чему меня так тянет,
Но твои глаза
Мертвы и красны.
Красны, будто ржавчина.*
На последних нотах девушка подняла голос сначала вверх, взяв особенно сложные ноты, но, выпустив последние эмоции, при этом разложив чёрную рубашку — его рубашку! — на коленях, затихла. Волшебство растворилось, лес исчез, оставив после себя сладкую горечь и прекрасную деву на диване. Кроули с любовью наблюдал за ней, за её взглядом немного потухшего синего глаза, бледными губам, тяжело вздымающейся груди. Даже в таком состоянии она всё ещё прекрасна, её свет продолжает распространяться повсюду, он окружает её, исходит из самых глубин.
Синий глаз смотрел на Энтони без страха перед ним — только блаженное удовлетворение. Руки сильнее сжали рубашку, немного тряслись, выдавая волнение.
— Я не слышала, как ты вошёл, — Селеста постаралась спрятать рубашку за спиной, хотя в этом не было смысла.
Кроули оторвался от стены и прошёл вглубь гостиной, шлёпая босыми ногами по полу.
— Почему ты поешь о демонах? Ведь не таким песням учат в монастыре, — Энтони сел рядом, забирая из рук рукодельницы свою вещь, которая ещё сохранила тепло её ладоней.
— Не учат. Но ведь всем должно быть подарено прощение, — улыбнулась Селеста.
В змеиных глазах отразился страх, а позже ярость. Всем, да? Даже тем, кто виновен в её гибели? Разве он достоин прощения? Люди, что сотворивший с ней такое, отчего она мечется ночами в постели, раздирая горло от криков, тоже? Она их готова простить?!
— Собирайся! — злобно прошипел демон, подскочив с места.
— Куда мы поедем? — не обращая внимания на раздражённый тон, спросила Селеста. Она уже привыкла к его перепадам настроения, поэтому не видела в его голосе и действиях ничего странного.
— За таким тобой долгожданным ответом, — выпалил Энтони, всё же бросив на девушку печальный взгляд.
Пара ехала в машине молча. Кроули вжимал ступню в педаль газа, обгоняя другие машины на дороге, а Селеста смотрела по сторонам, как обычно стараясь уловить всё, что её окружало, изредка бросая беспокойный взгляд на спутника.
Погода, как назло для демона, стояла просто превосходная. Ни дождичка тебе, ни облачка. Солнце ярко светило в небе, озаряя Лондон своими лучами, что редкость для этого города с его туманностями и пасмурностью.
Своды над головой создавали купол, соединяясь точными линиями. Повсюду стояли статуи и памятники в знак благодарности великим британцам. Храм, наполненный святостью и верой, будто для ангела, был как живительный глоток воздуха. Место, где не бывает злобных помыслов. Изредка демоны суются в церкви, иногда развращая мысли святых отцов. Но тут, в Церкви Святой Елены, царила сплошная благодать.
Азирафаэль обвёл взглядом молебную, выискивая хоть одного послушника Господа, и наткнулся на одну из сестёр.
— О, сестра, прошу, уделите мне минуту, — ангел поднял указательный палец вверх, привлекая к себе внимания молодой монахини с карими глазами.
— Слушаю, — девушка улыбнулась, склонив голову.
— Послушайте я кое-кого ищу, монахиню. Её зовут Селеста, такая светловолосая девушка.
— Азирафаэль улыбнулся в ответ, представляя, как обрадуется его подруга их встречи, но улыбка спала, когда он заметил грустный взгляд молодой монахини.
— Мистер… Селеста давно умерла, — молодая особа шмыгнула носом, сдерживая слезы. — Ох, прошу меня простить, — сквозь слёзы прошептала сестра и убежала в направлении женского монастыря.