Ее тело обмякло, и она утвердительно кивнула головой.
— Он покусал Бобби? Топпер загрыз его?
— Нет, — вздохнула она. — Он напал на Бобби, он покусал его, но не загрыз. Он только прокусил ему шею, но они убили Топпера. Они убили мою собаку. Это я виновата. Я…
Ее голос ослаб, замер.
Фролич коротко глянул на мужа:
— Оставьте нас, мистер Смоллетт. Думаю, будет лучше, если вы подождете в приемной.
Джордж шумно выдохнул и вышел.
Четверть часа спустя шторы были раздвинуты, и сцена уже не казалась кошмарным сном из далекого прошлого. Доктор Фролич, снова ставший за своим столом жизнерадостным человеком, разражался профессиональным весельем, глядя на супружескую чету.
— Итак, миссис Смоллетт, теперь вы все знаете. Эта история, эта крошечная трагедия ребяческой наивности и была причиной вашей проблемы. Вы испытывали очень сильное чувство вины. Вы упрекали себя за то, что случилось с маленьким Бобби, в то время как, по всей вероятности, вы вовсе не были виноваты. Но вы желали, чтобы Топпер отомстил ему, и неожиданно ваше тайное желание стало явью. Поэтому вы и обвинили себя в преступлении. И это обвинение приговорило вас к наказанию страхом, от которого вы теперь навсегда освобождены.
Он бросил взгляд в окно.
— Посмотрите, светит солнце. Будем считать это символом, Джулия?
Она улыбнулась ему.
Три недели спустя, когда Джулия Смоллетт возвращалась с утренней прогулки, в прихожей зазвонил телефон.
— Миссис Смоллетт? Это доктор Фролич.
— О! добрый день, доктор. Очень рада вас слышать.
— Я лишь хотел узнать, как у вас дела. Мне кажется, на вчерашний день у нас была назначена встреча. Вы о ней забыли?
— О! Господи, у меня это совсем вылетело из головы.
Он засмеялся от всей души.
— Думаю, незачем искать далеко причину этой забывчивости. Просто, вы чувствуете себя чересчур хорошо, чтобы вспомнить о враче.
— Да, вы правы, — сказала она, — уже много лет я не чувствовала себя так хорошо. Вы меня полностью излечили… от, Бог мой, ну вы знаете… от моих страхов. Я действительно очень люблю Аттилу.
— Аттила? Так зовут вашу собаку?
— Да, ее привел Джордж. Я уже привыкла к ней.
— Ну и славно. Я только хотел напомнить. Не зайдете ли на будущей неделе в это же время?
— Хорошо, доктор, обязательно.
Она положила трубку. Затем поднялась по лестнице, покрытой ковром, на второй этаж. Когда она вошла в комнату Джорджа, Алиса, горничная, заканчивала уборку. Джулия приблизилась к окну и стала смотреть на лужайку, где в тени одинокого дерева спокойно лежал датский дог.
— Вы все глядите на пса, миссис Смоллетт?
— Да, Алиса, но почему ты спрашиваешь?
— Не знаю, миссис Смоллетт. Не доверяю я этому зверю. Это собака для убийства, говорю вам.
— О! Алиса!
— Я серьезно, миссис Смоллетт. Помяните мое слово: в один прекрасный день этот пес загрызет кого-нибудь насмерть.
Она вышла, продолжая бурчать. Джулия подождала немного, потом медленно приотворила ореховую дверцу платяного шкафа. Сняла с плечиков твидовый пиджак, который муж предпочитал носить с кожаными нашивками на локтях, и перебросила его через руку.
Затем спустилась, вышла из дома и направилась к одинокому дереву на лужайке.
День был великолепным. Аттила терпеливо ждал, чуть приоткрыв пасть, словно улыбаясь; его большой красный язык и огромные белые клыки блестели на солнце.
Джулия погладила массивную голову, потом достала из-за спины пиджак.
— Ищи его, Аттила, — выдохнула она с дикостью, проводя пиджаком Джорджа перед носом пса. — Ищи его, Аттила! Ищи!