— Инга… Что с тобой, девочка?.. Ну давай, не дури, открой глаза…
Они даже оружие опустили, разобрали, наконец-то в его рыке слова…
Инга зажимала руками огромную рану в груди. Глаза все же открылись, слезы боли сразу же расчертили по щекам мокрые дорожки.
— Инга… — Это уже была почти нормальная человеческая речь, связки все быстрее привыкали работать правильно…
Рука медленно, неуверенно поднялась, коснулась его губ, оставляя внутри все остальные слова, которых все равно было бы мало — слишком много они не успели. Слишком много… пальцы коснулись щеки, повели за собой, словно магнитом…
Он опустил огромную голову на ее плечо; все же удержал на весу — ей будет больно.
— Прости… Прости меня… Не смогла… — он приподнял голову, заглянул в ее глаза.
В последнем усилии она дотянулась до его губ своими, поцеловала… Вадик еще придержал ее голову — но уже понял, что целует труп.
Красавица и чудовище.
В груди что-то лопнуло, как перетянутая первая струна гитары, его окатило холодом. Мышцы вздулись, сжигая в себе подкатывающую ярость; он аккуратно уложил голову Инги на траву; его качало, хотя он и стоял на четвереньках. Вадик нашел взглядом того, слабонервного…
— Почему… ее… — слова снова тонули в клекоте. — Почему… не меня? — Мужик попятился от него, бледный, перепуганный, так и не перезарядивший ружье. Витя остался на месте, но стволы смотрели в землю.
От пылающего дома шел жар, пламя уже съело доски перекрытий.
— За что… ее?.. — а трясущийся от страха червь не мог сказать ни слова.
Вадик почувствовал, как из глубин его тела поднимается чудовищный вал нестерпимой боли; обжигающая ярость затопила мозг, срывая запоры, круша все плотины — и он выпустил ее в черное безмолвное небо безумным хриплым ревом, полным горя и боли.
За его спиной обрушились горящие перекрытия и, следом его ярости, в небо взметнулся громадный всполох искр, тонущих в чудовищном султане черного дыма, подсвеченного багровым.
На глаза упали алые шоры. Сначала в кровавой дымке перед ним плавало лицо убийцы Инги, его заливала меловая бледность, лишь рот превратился в изогнутое алое «О»…
Когти развалили эту ненавистную рожу на почти ровные спилы и из освобожденных артерий ударили тонкие но тугие струйки крови. Где-то рядом грохнул выстрел, ударило под лопатку обжигающе горячим; он отмахнулся когтями, чувствуя по толчку — достал; чья-то голова оказалась прямо перед ним, и он вонзил клыки в череп; едва не захлебнулся мозговым веществом, но сумел проглотить вместе с осколками костей, уже рассекая от горла до паха какую-то бабу, может быть — ту, что орала: «Стреляй»…
Он остановился только тогда, когда понял — не ушел никто… Но ярость еще оставалась; и он принялся молотить огромными кулачищами ни в чем не повинную дорожную пыль. Его тело было изрублено, по спине текла уверенная струйка крови — где-то в мышцах засел свинец; кто-то умудрился все же вогнать в его плечо вилы…
Наконец, он обессилел, растянулся в равнодушной пыли рядом с последней жертвой — заплывшей жиром бабищей, которую узнать уже не смог бы никто…
Наташка Игнатова собирала вещи. Она уходит от этой сволочи, мало того, что всю жизнь ей поломал, так еще и до рукоприкладства опустился!
Она глотала слезы, вынимая из шкафа одежду и швыряя на разложенное в центре комнаты покрывало — с большими сумками в деревне туго, здесь никто не путешествует… Тюк получился объемный, она едва сумела перевязать углы. Попробовала поднять — тяжело… Ничего, сам возьмет и отнесет, куда она скажет.
Куда пойдет — еще не задумывалась, лишь бы отсюда. Может — к Насте. Или — к Людке…
Покончив с вещами, взялась за продукты. Себе щедрой рукой навалила побольше — пусть поголодает скотина домашняя. Он мужик; захочет жрать — найдет…
На веранде грохнула дверь. Наташка даже подпрыгнула — возвращается!..
А она начала его бояться.
Но шагов не слышно. Может — ветер?
Она подхватила лампу, осторожно, на цыпочках, пошла к двери. Пальцы сами, без ее согласия, задвинули засов, она замерла и прислушалась.
Тяжелое, хриплое дыхание…
— Саша? Это ты?
Тишина. Дыхание.
Где-то поблизости грохнуло, Наташка даже не сообразила, в чем дело; но звук был знаком… Очень знаком…
Выстрел.
Дыхание за дверью сбилось, стало неровным.
Стон.
Он ранен?
Обида тут же забылась, она даже не заметила, как открыла дверь, вылетела на веранду…
Вот тут у нее самой перехватило дыхание, даже заорать не получилось.