И внезапно в голове что-то щелкает. Замираю, яростно прислушиваюсь к всполоху памяти, подарившему мне воспоминания об этой фразе.
Эти казалось бы простые слова пробудили внутри странное чувство горькой тоски об утерянном. Я забыл кого-то очень важного? Но кого?
-Что? О чем ты? – шепчет Джанин, испуганно хлопая глазами.
-Откуда ты взяла эту фразу, черт возьми?! Откуда?!
-Алекс, я просто…
-ОТВЕЧАЙ! – яростно толкаю ее назад. Джанин ударяется об дерево и падает на землю. – ОТКУДА ТЫ ВЗЯЛА ЭТИ СЛОВА?!
Она лежит, боясь даже подняться и прижимая куртку к груди.
Безумное желание моментально растворяется, стоило ей сказать эту чертову фразу. И теперь внутри разрастается огромная пропасть с бесконечным чувством вины.
-ТВОЮ МАТЬ! – разворачиваюсь и резко ухожу с поляны, где мы только что чуть не переспали.
Сворачиваю перед самым лагерем к небольшому ручью и умываюсь ледяной водой. Очень бодрит. Надо попытаться привести мысли и чувства в порядок.
-Сука, что же я делаю…Это какое-то безумие.
Сзади раздаются шаги, и я резко разворачиваюсь. Джанин вздрагивает, остановившись около дерева недалеко. В руках она держит мои вещи, которые я успел скинуть в порыве бешенства. Или страсти. Теперь уже не разберешь, что именно это было.
-Джанин…Прости…Я…-сдавливаю руками виски. Может, хоть это поможет. – Я просто схожу с ума, это какой-то бред. Вся моя жизнь – настоящее безумие.
Подходит и осторожно обнимает со спины.
-Я не понимаю, что правда, а что нет. Я ничего не помню, а то, что всплывает еще сильнее путает. Я уже не знаю, кто я и зачем вообще живу.
-Тише, тише, - шепчет, поглаживая меня по волосам. – Я все понимаю.
Разворачиваюсь и крепко ее обнимаю. Она пахнет ванилью.
-Послушай…Джанин…Прости меня… Я словно с цепи сорвался. Как всегда во время приступа. Я себя вообще не контролирую. Словно зверь, животное, которое никогда и не было человеком.
Джанин нежно целует меня покусанными в кровь губами. Ей это, наверное, больно, но она молчит.
-Я не могу понять, что не так со мной? Почему все нормально живут многие недели с вирусом, а мне суждено сгореть за месяц? Почему? Прости. Я виноват, не стоило срываться на тебе… Все так непросто. Ты не обижаешься на меня? Мы все еще…вместе?
-Конечно, милый, - она утыкается лицом мне в грудь. От этого становится с теплее. –Я все понимаю и не обижаюсь на тебя. Все хорошо, правда! Нас ничто не сможет разлучить.
-Что я творю…Боже… Я чуть не избил тебя! – смотрю в ее глаза, пытаясь найти там оправдание самому себе.
Я только что чуть не угробил собственную девушку. Что со мной стало? Почему я так сам себя ненавижу за это?
-Давай договоримся, Джанин. В моменты моих приступов – ты будешь держаться от меня подальше?
-Совсем-совсем далеко?
-Достаточно, чтобы я не смог достать тебя и покалечить. Не хочу, чтобы ты снова пострадала.
Джанин улыбается, прижимаясь к моей груди. Глажу ее по волосам и вдыхаю запах ванили. Даже в условиях антисанитарии и всемирного апокалипсиса, она умудряется так вкусно пахнуть.
-Я не могу контролировать сам себя. Это ужасно! Прости меня…
Складывая в голове все кусочки мозаики, понимаю одно: я шел за лекарством ради того, чтобы выжить. И быть с Джанин. Я должен вылечиться ради нее.
Так ведь?
-Зачем ты вообще кинулась заступаться? Зачем встала передо мной? – немного отстраняю ее и заглядываю в эти безумные черные глаза. – Ты же понимала, что с такой же легкостью я могу и тебя разорвать.
-Понимала, но знала, что ты не сможешь пойти против меня, против нашей любви.
-Ты отчаянная, ты знаешь об этом?
-Знаю. Такая же, как и ты. Поэтому мы и должны выжить. Только отчаянные и ненормальные выживают в таком мире.
-Глупенькая, - целую ее в макушку.
Глобальное чувство вины внутри, растущее с каждой секундой, не дает мне покоя. Почему я чувствую, что делаю все настолько неправильно, насколько это только возможно представить?
Чувство вины из-за того, что я чуть не прибил Джанин.
Из-за этого ведь?
Возвращаемся в лагерь, где все смотрят на меня взглядом «приступ, мы все понимаем». Сами такие же. Сборище зараженных отчаянных трупов.
-Эй, парень, прости! – слышу позади. Оборачиваюсь и вижу того самого бунтаря, который хотел мне лицо начистить. – Послушай, я не специально же. Я понял, что у тебя приступ и пытался спровоцировать тебя на драку.
-Даже так…- смотрю на него и не знаю, что сказать. Поблагодарить или врезать по первое число.
-Хотел помочь тебе, ну, чтобы приступ быстрее прошел, - он разводит руками «ну ты сам все понимаешь». –Да и Джейкоб запретил драться, велел всем терпеть. И если надо – грызть зубами землю, чтобы приступ прошел. Но я вижу, вы и без этого справились.
Парень подмигивает Джанин и поспешно удаляется. Она коротко хихикает и сильнее прижимается ко мне. Обнимаю одной рукой, другой поглаживая по волосам.
Джейкоб издалека лишь коротко кивает мне. Да, если бы мы подрались у патрульных на виду, черт знает, чем это могло закончиться.
Время шло к полуночи, когда раздался взрыв, прозвучавший в оглушительной тишине, словно атомная бомба. Народ с криками повскакивал со своих мест, пытаясь разглядеть, что произошло.
Лишь Джейкоб радостно подскочил с раскладного стула с криками:
-Началось! Теперь наша очередь жить!
17
Ребекка
Утром Даган ушел с ребятами выяснять информацию относительно лекарства. Нас троих оставили наедине друг с другом. В другой ситуации я бы радовалась побыть с друзьями. Сейчас же…Я даже уже не могу нас назвать друзьями.
Три неподходящих друг к другу кусочка головоломки.
-Не забудь закрыть дверь на засов изнутри, - распоряжался Даган.
-Да, я помню. Удачи вам!
-Она нам пригодится. Ничего гарантировать тебе не буду, Потеряшка. Сделаю все, что в моих силах.
На этих словах он ушел, а я поспешила закрыть дверь на деревянный засов, который запомнила еще с предыдущего своего пребывания здесь.
Уолтера словно подменили. И это неудивительно. Когда я смотрю в его глаза, мне кажется, что я вижу, как умирает человек, умирает мужчина. Вместо него остается лишь пустая оболочка, которая ходит, дышит, иногда что-то говорит.
Все попытки Гретты разговорить его провалились. Уолтер усиленно ее не замечал. Ему сейчас явно не до нас. Иногда он уходил к могиле сына на час, а потом возвращался еще более убитый. Запретить ему мы не имеем право, это все-таки его родной сын.
Я старалась не лезть к нему без сильной необходимости. Не найдя, чем себя занять, я почти весь день провалялась на матраце в целях экономии и восстановления сил. Последние недели выдались не просто тяжелыми, они были почти невыносимыми, на грани моих возможностей.
Поэтому идея пролежать весь день не казалось такой уже бесполезной.
Сложно было, конечно, держать себя в узде, понимая, что лекарство совсем близко. Но я знаю этот город. Соваться куда-то без необходимой информации – подобно самоубийству.
К тому же, тройное патрулирование улиц тоже мне не играло на руку. Все еще боюсь, что меня может кто-то помнить по старым ориентировкам.
Гретта не находит себе места. Она всячески пытается поддержать Уолтера, но он продолжает ее игнорировать. В итоге она отвязывается от него и просто ходит из угла в угол, нервируя меня этим. Потом подходит и испытующе смотрит.
-Что мне делать с Уолтером?
Неохотно поворачиваюсь к ней.
-В каком смысле?
-Как мне вернуть его к жизни?
-Эй, подруга, проснись! – щелкаю пальцами у нее перед глазами. – Он только что потерял единственный свой смысл жить – своего сына. Его состояние вполне ожидаемо. Ты ничего с этим не сможешь сделать! Смирись.