В пастырских посланиях Гермогена отразилась перемена в мировоззрении духовных и светских элит России, их попытка дать ответ на брошенный Смутой вызов. Предстоятель неожиданно отказал в принадлежности к истинному христианству тем, кто поднял мятеж против новоизбранного царя Василия. Одно из его посланий гласило:
Обращаюсь к вам, бывшим православным христианам всякого чина и возраста, а ныне не ведаем, как и назвать вас, ибо вы отступили от Бога, возненавидели правду, отпали от соборной и апостольской церкви, отступили от Богом венчанного и святым елеем помазанного царя Василия Ивановича, вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли; преступили крестное целование и клятву – стоять до смерти за дом Пресвятой Богородицы и за Московское государство – и пристали к ложно мнимому царику вашему5.
Настоятельное требование Гермогена – истинный русский и настоящий христианин должен быть предан царю – проходит красной нитью в русской литературе первой половины XVII века. С Гермогена начался процесс возвышения патриаршей власти вровень или даже над властью царя.
Смута завершилась в 1613 году воцарением Романовых. Возглавлял род отец шестнадцатилетнего Михаила – Федор Никитич, который тоже принял участие в борьбе за престол, опустевший после смерти другого Федора – последнего из московских Рюриковичей. Романов проиграл Годунову, а через какое-то время его насильно постригли в монахи под именем Филарета и сослали в монастырь на севере. Позже, как жертва преследований Годунова, он был возвращен в Москву и поставлен митрополитом ростовским[6]. В 1611 году поляки взяли его в плен и держали в пределах Речи Посполитой восемь лет.
Филарет вернулся на родину при обмене пленными летом 1619 года, после заключения польско-русского перемирия[7]. Сын Филарета, Михаил Романов, царствовал уже седьмой год. Возвращение Филарета, очень скоро занявшего пустовавший патриарший престол, создало уникальную ситуацию, когда царь был сыном патриарха. Обоих именовали “великими государями”, но было очевидно, что при мягкотелом Михаиле в действительности правил властный Филарет. Таким образом, византийская модель, в которой император покровительствовал церкви, оказалась перевернута с ног на голову.
Новый патриарх был не слишком расположен к православным, жившим за пределами владений Романовых. Во время плена он пришел к убеждению о духовной порче православных Украины и Беларуси, так как они были подданными монарха-католика и были вынуждены постоянно иметь дело с иноверцами. Тяжкой проблемой была церковная уния, заключенная в Польско-Литовском государстве между католической церковью и частью православных. Новая униатская церковь, образованная после собора в Бресте в 1596 году, признала верховенство папы римского и католические догматы, сохранив традиционный византийский обряд. Филарет об униатах отзывался как о тех, кто одновременно шел двумя дорогами (“ходил в два пути”). О “белорусцах” (украинцах и белорусах) он отзывался так: “Иные там ради напастей и гонений покорились папе, многие омрачились еретичеством… а иные терпят беды и напасти ради нашей христианской веры”6. Но даже тех, кто не “ходил в два пути” (не принял унию), патриарх не считал безупречными христианами.
При патриархе Филарете, фактическом правителе России в 1619–1633 годах, государство и церковь объединились и сформировали нечто вроде “последнего оплота” истинного православия. Тем не менее, подвергая сомнению подлинность веры каждого православного из-за рубежа, Филарет стремился к союзам с неправославными правителями, с тем чтобы взять реванш после поражения от Речи Посполитой и вернуть утраченные во время Смуты земли. Он умер в разгар очередной войны с заклятым врагом – войны, обернувшейся для России новым разочарованием. Михаил Федорович теперь стал единственным великим государем, но обычай титуловать так патриарха со смертью его отца не исчез. Только через три десятка лет цари разрешат этот спор в свою пользу.
В Европе полыхал огонь Тридцатилетней войны (1618–1648), в которой схлестнулись католики и протестанты. Московия не оставляла идеи найти союзников против поляков-католиков среди протестантских держав, но ее сдерживал отказ ее же церкви признавать за всем остальным миром право называться христианами. Такое отношение стало неприлично очевидным в 1644 году, когда в Москве с почестями принимали датского принца Вальдемара, который должен был жениться на дочери царя Михаила Ирине. Заключение брака должно было скрепить союз России и Дании, который готовился уже не один год. Помолвка состоялась еще в 1640 году. Но долгожданная свадьба расстроилась. Под влиянием церковных иерархов Михаил стал настаивать, чтобы Вальдемар принял православие перед свадьбой с Ириной. Молодой человек отказался. Царь Михаил, в свою очередь, не разрешил ему уехать. Вальдемара насильно удерживали в Москве, он смог покинуть Россию лишь после смерти царя Михаила и коронации его сына, Алексея Михайловича, в 1645 году.