При Елизавете иноземцы почувствовали ухудшение отношения к себе. Если при первых Романовых количество иностранцев, прибывавших в Россию, походило на маленький ручеек, при Петре и его наследниках оно стало мощным потоком. Недоверие и неприязнь к чужакам совпали с небывалым ростом национального самосознания. В правление Елизаветы начались многовековые споры о проблемах отечественной истории и литературного языка – двух главных элементов национального строительства в любом европейском государстве раннего Нового времени. Всероссийская империя должна была обрести всероссийский же народ, историю и язык, и произойдет это в правление Елизаветы.
23 августа 1749 года в Академии наук и художеств в Петербурге Герхард-Фридрих Миллер произнес речь под названием “О происхождении народа и имени российского” (Origines gentis et nominis Russorum). Немец по происхождению, Миллер прибыл в Санкт-Петербург в 1725 году, в тот год Петр основал академию как учреждение для исследований и обучения. Коллеги речь (“диссертацию” на языке того времени) встретили в штыки. Миллер доказывал скандинавское происхождение Рюриковичей и самого имени Руси. Его выводы пришлись бы по душе многим русским государям былых времен – например, Ивану Грозному, который через Рюриковичей возводил свою родословную к императору Августу и называл себя германцем. Но в 1749 году доводы Миллера уже воспринимались не только как непатриотичные, но и вредные для престижа страны. Академия отменила уже назначенное публичное чтение диссертации и создала комиссию для ее рассмотрения. Таким образом, Миллер спровоцировал первую научную дискуссию в русской историографии, и результат ее повлиял на развитие науки если не на столетия, но точно на несколько десятилетий вперед.
Патриотическая лихорадка развилась еще сильнее во время новой войны со Швецией в 1741–1743 годах. Но неприятие академиками заключений Миллера не было лишь проявлением кратковременной вспышки патриотизма. В первые годы правления Елизаветы власть беспокоил вопрос патриотизма среди академиков. В начале 1740-х академия страдала от текучки ее членов: ученые, главным образом немцы, оставляли русскую службу и возвращались в Европу, где публиковали исследования, сделанные в России. Таким образом, страдал и престиж империи, и ее научное развитие. В 1744 году власти приставили караул к зданиям Академии наук, ограничив доступ к ее библиотеке, архиву, коллекциям и т. д. Иностранцам доверять более не следовало.
Два года спустя двор снова вмешался в академические дела, назначив нового президента. Им стал Кирилл Разумовский, младший брат фаворита императрицы Алексея Разумовского. Недавнему слушателю Геттингенского университета исполнилось лишь восемнадцать лет. Его возраст был не так важен, как тот факт, что он был близок императрице и стал первым “русским” президентом академии. Разумовскому предшествовали четыре президента – все без исключения немцы.
Разумовскому и его “первому министру” Григорию Теплову (ученику Прокоповича, назначенному асессором академии) пришлось улаживать историографический кризис. Для оценки труда Миллера назначили комиссию, которая с октября 1749-го до марта 1750 года провела 29 заседаний. Главным оппонентом Миллера стал русский по происхождению Михаил Ломоносов. Сын поморского рыбака прославился прежде всего своими открытиями в химии. Однако эпоха Просвещения и национальной мобилизации требует универсальности – и Ломоносов берется за историю с языкознанием. В этих областях он был дилетантом, но заметно повлиял на их развитие в России. Выступая, так сказать, одним из первых почвенников, ученый утверждал, что слова Миллера “служат только к славе скандинавцев или шведов”15 и что “всё оное к изъяснению нашей истории почти ничего не служит”16. Разумовский в дебатах о происхождении Руси встал на сторону Ломоносова. Напечатанный оригинал диссертации Миллера уничтожили.