Дурной, громкий, раздражающий, но свой.
— Подарок, — немногословно бросила ему, не спеша открывать крышку коробки.
— От кого? — нахмурился друг. Ему явно не понравилось, что у меня мог быть от кого-то подарок.
Ревностный защитник, который подозревает всех, кто подойдет ко мне ближе чем на два метра. Приютская жизнь, да и то, что было до нее, сделали мальчишку пятнадцати лет жутким параноиком. Он в каждом видит врага, а подобные подачки воспринимал, как попытку навредить.
— Завещание от мамы, — не обращая внимания на тараканов Сергея, ответила ему, положив ладонь на крышку. — И я хотел бы ознакомиться с ним в одиночестве. Прости.
И да, говорила я от мужского рода. И знали меня все, как Вик, додумывая, что от «Виктора», а не «Виктории». Все равно документы у директора, а она не обращала внимания на мою игру, лишь изредка с укором качала головой, когда замечала это.
Я на самом деле была в свои уже четырнадцать похожа на пацана. Ни капли женственности в теле, будто переходный период прошел мимо, сказавшись лишь на росте и ежемесячных женских проблемах. Плоская, сказала бы, что костлявая, но частые тренировки с ребятами сделали меня жилистой. Вся в маму в молодости. Хоть она была и изящной, грациозной, следила за своей внешностью, но грудь появилась у нее только после родов.
На деле меня внешность ни капли не волновала, а было вполне удобно.
Так куда проще. Особенно сироте.
Друг понимающе кивнул и отошел в сторону одного из стеллажей, достал любимую книжку сказок братьев Гримм и сел на двухместный диван у окна. Я все время не спускала внимательный взгляд с Сергея. Побитый жизнью мальчишка куда хуже меня. У меня хотя бы натянутое понятие семьи было — мама, бабушка, выжившая из ума, и я. Конечно, бабушка сошла с ума не сразу, а лишь когда мне было почти четыре, мы тогда ее сдали в соответствующий дом для присмотра. Но все равно…
Сергей родился в многодетной семье. Отец был военным, мама домохозяйка. А мальчишка самый младший, с большой разницей от остальных детей. Как-то, когда Сергею было года три, отец не вернулся с командировки. Его родительница недолго горевала и быстро нашла пятерым детям отчима. Вот тут и началось. Женщина не приучена была работать, но постоянно получала помощь от государства, да вдобавок не спешила выходить замуж, чтобы не потерять деньги. Мужчина, почуяв легкие деньги, не спешил куда-либо устраиваться, и все скатились в пьянство. Из этого вытекало мало приятного, и через какое-то время женщину лишили прав, дети отправились к ближайшим родственникам, а старшие дети, не приняв ответственность за младшими, ушли строить свою жизнь. Дедушка, отец по матери, у которого жил Сергей, не справлялся с пятилетним ребенком, и рука у него была тяжелой, как и ремень. Мальчишка был зашуган, избит, а в конце его в тяжелом состоянии с кучей переломов и тяжелой черепно-мозговой травмой увезли в больницу. Оттуда он попал в приют. От отца ему на память остался кортик, с которым Сергей не расставался даже во сне. И если парадное оружие раньше было не заточенным, то с недавних пор лезвие приобрело остроту и завораживающий блеск.
Единственным светлым воспоминанием из детства друга был отец, из семьи потомственных военных, который обещал его научить справляться с саблей, как только сын подрастет. Но увы, не срослось. Поэтому Сергей с десяти лет ходит на фехтование и старательно развивается.
Оценить его уровень владения клинком я не в силах, но со стороны выглядело красиво.
Отвернувшись от друга, я, наконец, занялась завещанием.
Под крышкой лежала серая невзрачная папка, под которой пристроились фотографии и мамин дневник. Не знала, что она вела его.
Тонкая папка с документами. Отдельно лежал плотно заклеенный толстый конверт. На нем приписка на незнакомом мне языке — не английский, уж точно. Я отложила его в сторону и достала из файла официальную бумагу, заверенную печатью и подписью.
Сухие строчки с констатацией фактов, о том, что она передает мне все свое имущество, а это двухкомнатная квартира на окраине Питера, счет, на котором за десять лет накопилось полмиллиона рублей. И мне вот любопытно — а что там с квартирой? Почти десять лет прошло ведь. Небось, кто-то умный успел прибрать ее к своим рукам.
А объяснение, почему именно в четырнадцать лет — выдача паспорта. Мы уже договорились с Юлией Михайловной, что в понедельник утром пойдем оформлять документ. И будь моя воля, я бы и там указала другой пол.
На фотографиях была я в детстве и мама. Всего пять штук. Все, что осталось.
Я с раздражением убрала их на самое дно коробки, дальше от глаз.
В конце завещания указывался незнакомый для меня человек, с просьбой конверт передать ему. Я и лично ему в руки. Только кроме имени этого мужчины ничего больше неизвестно. И то, что он живет в Италии.
Я с подозрением сощурилась — нехорошие мысли закрутились в голове.
И вот тут-то взгляд упал на толстую тетрадь в цветочном переплете. Мамин дневник.
Убрала конверт также в коробку, а сверху уже ненужную папку, где кроме сухих данных и разных документов ничего интересного не было. Зачем мне сейчас информация по маминому банковскому счету и сертификат на владение квартирой и прочие бумажки? Кроме банковского счета на остальное я только после восемнадцати могу предъявить права.
Дневник был исписан мелким убористым почерком, который, оказалось, довольно проблематично разобрать. Несмотря на всю практику, но мне порой было сложно писать и читать, отчего я ощущала себя отстающей. Это злило, до невозможности бесило, но толкало стараться и стать лучше.
Спустя, наверное, час я продралась среди этих записей и мрачно захлопнула тетрадь, горя желанием ее порвать и сжечь. А после раздраженно бросила все в коробку и прикрыла глаза, откинувшись на спинку стула. Тот противно скрипнул.
Бесило.
Все это безумно злило.
Это откровение, эти потоки дерьма, что излила, казалось, не взрослая женщина, а маленькая и обиженная девочка, выводили из себя.
Мне четырнадцать. Я прошла через пятилетнюю кому. Сложности с психикой. Обучением. Проблемы с общением со сверстниками. Но я ни разу не размазывала сопли по лицу, лишь, стиснув зубы, старалась стать лучше, чем вчера.
Явно я пошла не в мать. Если характер передается через гены. Хотя психолог говорила, что характер выстраивается социумом, отношением окружающих к ребенку, а вот нервная система достается от родителей. Потому, если кто-то из родителей был со слабыми нервами, вспыльчивым и раздражительным, то ребенок тоже унаследует эту черту.
Мама с детства занималась балетом и мечтала в свете софитов выступать на большой сцене. В шестнадцать ее старания окупились, и молодую и яркую девушку ждали первые в жизни гастроли по Европе. Конечно, на вторых ролях, но она ободряла себя, что это только начало, а поездка — самый верный путь, чтобы ее заметили. Мама даже в порыве выучила английский.
В Милане артисты пробыли чуть больше двух недель. Помимо репетиций и выступлений их ждали экскурсии. Но маму ждало еще кое-что — роман. Хотя какой роман у шестнадцатилетней мечтательницы? Так, влюбилась в одного из постояльцев гостиницы до потери мозгов, в молодого парня, живущего в президентском люксе, и всячески оказывала ему знаки внимания, полностью очарованная его внешностью.
Не знаю, чем думала мама, но явно не головой. А желать чего-то серьезного от явно богатенького и избалованного мальчишки, который всего лишь развлекся, скрашивая время в гостинице…
Он уехал, не попрощавшись, оставив после себя лишь имя. Мама горько описывала, как убивалась по тому, что он не сказал ей о своем отъезде, не оставил контактных данных, да и много еще чего, а я четко видела в его действиях лишь практичность.
Ему предложили себя. Он воспользовался. А через пару дней съехал с гостиницы, закончив свои дела.