– Нам надо прекратить возлагать вину на нашего милостивого императора, – заявил Чиун. – И сделать это немедленно. Как можем мы в чем-то обвинять императора, когда сами не правы?
– Что нам теперь делать, Смитти?
– Почему бы вам не взглянуть на тех людей, которым удалось избежать наказания? Выясните, как они это делают. Кому они платят? И постарайтесь не оставлять после себя трупов. Наша организация – не орудие мщения.
– Верно, Смитти.
– Мы не мстим? – удивился Чиун.
– Нет, нет. Мщение – не наша задача.
– У вас есть другой план?
– У нас много планов, Чиун, но мщение никогда в них не входит.
– Покорно прошу вашего прощения, но почему? – спросил Чиун.
– Мы в него не верим.
Чиун замолчал. Римо заглянул в ту комнату, где Чиун стоял с телефонной трубкой в руке, совершенно ошарашенный. Римо получил всю необходимую информацию и повесил трубку. Чиун по-прежнему стоял в оцепенении, сжимая трубку тонкими пальцами. Римо повесил трубку и за него тоже. Чиун не шелохнулся.
– Я все правильно расслышал? Неужели император Смит сказал, что не верит в отмщение?
– Да, так он и сказал. Он сказал, что отмщение не входит в наши задачи.
– Император, про которого известно, что он не стремится к отмщению, – это император, который будет мертв еще до наступления утра. Отмщение, публичное отмщение – вот что отделяет цивилизацию от хаоса.
– Ну, у него есть другие дела.
– Работать на императора, который не прибегает к отмщению, – это позор. Как может он пользоваться услугами самого великого Дома ассасинов в истории и не прибегать к отмщению? Станешь ты покупать машину, если ты не собираешься водить ее? Или жениться и не пользоваться своей женой как женщиной? Гулять по розовому саду и не дышать? Как может он говорить, что не станет прибегать к отмщению, если к его услугам Дом Синанджу, готовый прославить его имя?
– Хорошие вопросы, папочка, – заметил Римо.
– Это означает, что ты мне на них не ответишь.
– Ты схватываешь на лету.
Уильям Хоулингз Джеймсон отмечал вердикт присяжных о его невиновности в мошеннических махинациях на рынке зерна, устроив прием столь пышный, что на него ушло почти десять процентов его незаконных доходов от этих махинаций. Он весь искрился радостью. И все это понимали. Ему только что удалось избежать от десяти до пятнадцати лет в федеральных исправительных учреждениях.
Но его жена утверждала, что в таком состоянии он находился и в течение нескольких недель до суда. Она сообщила это очень привлекательному молодому человеку с темными глазами и высокими скулами. Его очень интересовал Билл. Нет, он не работал на Билла, но он хотел поговорить с ее мужем.
– Он взлетел так высоко – я не думаю, что он станет говорить с одним человеком. Для него это все равно, что иметь всего один банковский счет. Не правда ли, решение суда было великолепное – просто чудо!
Миссис Джеймсон относилась к тем женщинам старше среднего возраста, чьи морщины могли представлять из себя нечто привлекательное только с помощью изрядной порции косметического мастерства, которое могли купить ее деньги. Она много улыбалась, чтобы держать свое морщинистое лицо в форме. Ей уже дважды делали пластические операции, прикинул Римо. Зубы, разумеется, ее выдавали. Зубы стареют практически у каждого человека, у каждого из тех, кого он знал, кроме Чиуна. А теперь, конечно, еще и у него самого. Он не знал, почему с ним и с Чиуном дело обстоит именно так, но он знал, что куда более важные вещи, основа основ всего сущего, таят в себе столь же недоступные тайны, как и глубины Вселенной.
– У меня в зубах что-то застряло? – поинтересовалась миссис Джеймсон.
– Вам шестьдесят два года, верно?
– Простите?
– Может быть, шестьдесят три.
– Это грубо, – заявила миссис Джеймсон.
– Значит, правильно.
– Молодой человек, я не давала вам повода...
– Вы правы, – признался Римо. – Просто у меня гадкое настроение.
– Ну, вы великолепно знаете, как его испортить другим, – заметила хозяйка.
– Вы еще не все видели, дорогая, – заверил ее Римо. Так или иначе, но этот разговор помог ему почувствовать себя немного лучше. Миссис Джеймсон позвала дворецкого. Тому предстояло вежливо попросить джентльмена удалиться, а если он не послушается, то применить необходимую в таких случаях силу.
– Все, что будет необходимо, – сказала хозяйка. Дворецкого она больше в тот вечер не видела, зато увидела грубого молодого человека. Казалось, он полностью поглощен разглагольствованиями Билла, рассказывавшего о новой религии.