– Вы хотите сказать, что Римо тоже имеет защиту от этого.
– Когда организм находится в наивысшей точке, то человек способен контролировать кожу так же, как и легкие, – объяснил Чиун.
– Понятно, – отозвался Смит. – Но Римо не был в наивысшей точке.
– С ним все в порядке? – спросил Чиун.
– Да, – ответил Смит. Никогда раньше ему не приходилось лгать ни Римо, ни Чиуну. – С ним все прекрасно.
Смит не хотел, чтобы Чиун отвлекался.
– Простите, а не могли бы вы, пока находитесь в Белом Доме, носить что-нибудь менее яркое, чем красное с золотом кимоно. Я знаю, что это кимоно, в котором подобает являться ко двору, но я бы предпочел, чтобы вас тут поменьше замечали.
– До тех пор, пока не настанет наше время? – спросил Чиун.
– Если нам придется устранить президента, я бы хотел, чтобы вы удалились и забрали с собой Римо.
– Но как вы будете править?
– Вы все поймете в свое время, – пообещал Смит.
– Великий император – таинственный император, ибо кому дано знать те чудеса, которые он творит, – произнес Чиун.
По правде говоря, императоры, окружавшие свои действия тайной, обычно добивались успехов на короткое время, а потом их империи просто разваливались на части, потому что никто не знал, что делать.
Чиун обследовал Овальный кабинет на предмет наличия в нем странных веществ. Таковых он обнаружил сорок, начиная с синтетической материи, из которой были пошиты флаги, и кончая пластиковым покрытием стола.
– Мы ищем такое вещество, которое лишает людей памяти.
– Джин с запахом оливок, – сказал Чиун.
– Нет, не спиртной напиток. Нечто, что полностью стирает память.
– Живая смерть, – понял Чиун. – Вы хотите избавить императора от страданий.
– Нет. Люди бывают счастливы, когда все забывают. По-моему, боль – это то, что приходит с опытом.
– И боль, и радость – и то, и другое лишь иллюзия, о великий император Смит, – пропел Чиун. Белые нынче любят подобные высказывания. Они почему-то думают, что в них содержится что-то мудрое.
Даже Рубин был вынужден признать, что план Беатрис просто великолепен, и по сути – единственный выход.
– Он хотел воины, теперь он получит войну. Все наши проблемы проистекают из того, что мы не хотели воевать.
– Ты права. Ты права. Когда ты права, ты права, – сказал Рубин.
Он задыхался под тяжестью чемоданов в аэропорту Нассау. Им легко удалось покинуть Америку. Они просто-напросто воспользовались своими фальшивыми паспортами, а деньги пронесли с собой в самолет.
Перед тем, как предъявить чемоданы для рентгеновского просвечивания, Рубин упаковал деньги в фибергласс, отчего на экране они смотрелись как запиханные комом свитера.
Но в Нассау все прибывающие на Багамы должны были открыть чемоданы для таможенной инспекции. В здании аэропорта было жарко, на стенах висели плакаты, рекламирующие ром и разнообразные развлечения. Карибское солнце светило ярко, как тысячи флюоресцентных ламп, – чересчур ярко, чтобы американцам такое освещение казалось естественным.
Таможенник увидел нечто упакованное в фибергласс и вежливо поинтересовался, что это такое. Ему надо было быть бдительным, чтобы никто не провез в страну наркотики или оружие.
Рубин объяснил, что это подарок его добрым друзьям на острове, новый материал, облегчающий строительство домов.
– Технология из открытого космоса, – добавил Рубин.
– Перестань нести околесицу про свою планету Аларкин, а то нам крышка, – оборвала его Беатрис.
Она спросила таможенника, где можно купить лосьон для загара, а за то, что он все очень любезно объяснил, дала ему десять хрустящих стодолларовых бумажек.
– Добро пожаловать на Багамы – вам и вашему изобретению из открытого космоса, – сказал таможенник.
Но Беатрис и Рубин не стали задерживаться в Нассау. Они наняли маленький самолет и вылетели на остров Эльютера, представляющий из себя длинную полосу коралловых рифов и песчаных пляжей, со множеством маленьких деревушек, в каждой из которых было не более двух магазинов. На острове было явно не более десяти тысяч жителей, а если присмотреться повнимательнее, то можно было сказать, что и не более трех.
– Это слишком много для наших планов, – заявила Беатрис. – Слишком большой остров. Люди могут создать для нас проблемы.
Рубин посмотрел на карту. Он ткнул пальцем в еще более крохотный островок, до которого с Эльютеры было десять минут на катере. Остров назывался Харбор-Айленд, и был он знаменит благодаря пляжам из розового песка протяженностью в две мили и “приветливости населения, какую не сыщешь нигде в мире”.
– Отлично, – сказала Беатрис. – Мы их заставим пошевеливаться.