— Почему тебя волнуют все эти глупости? — спросил Чиун. — Какое тебе дело до правды? Важно только одно — чтобы ты сам знал, как все обстоит на самом деле.
— Но этих парней услышат миллионы.
— Значит, это проблема миллионов. Может быть, ты не помнишь, но однажды я сказал тебе, что правда — это то, что знает один человек. А что знают другие — это их проблемы.
— А мне неприятно видеть, как мою страну поливают грязью мои же соотечественники, — сказал Римо.
— А мне приятно, — возразил Чиун. — Твоя страна заслужила это. Ну, конечно, если бы они попытались клеветать на Синанджу, эту ярчайшую жемчужину цивилизации, хранящуюся на Корейском полуострове, тогда мы могли бы принять надлежащие меры.
— Брось, папочка. Я уже поправился и я помню Синанджу. Это маленькая грязная рыбацкая деревушка. Я хорошо ее помню. Мы там как-то раз славно подрались.
— Ты дрался. А я во всем блеске славы вернулся домой, — заметил Чиун.
Катер пристал к берегу, и около двух десятков молодых мужчин и женщин с кнутами встретили американских журналистов. Некоторых отогнали в старые коровники. Других — на овечьи пастбища. И только потом им позволили взять интервью у угонщиков.
Римо включил переговорное устройство.
Размером оно было с полбуханки хлеба и устроено так просто, что с ним мог справиться даже ребенок. На нем было только две кнопки. Римо каким-то образом умудрился нажать их четыре раза в разной последовательности, но устройство не заработало. Он подумал, что такого не должно быть. Он стукнул по устройству. Раз, другой — очень нежно.
— Работает, — донесся голос Смита.
— С чего нам начать?
— Найдите место, где они хранят жидкость, но не отпускайте от себя Чиуна. Вы ведь знаете, что с вами случилось в прошлый раз.
— Когда я сделаю это, что я должен буду сделать потом?
— Вероятно, идти прямиком к Доломо, а потом заняться их преданными последователями, и тогда проблема заложников будет решена. Пусть их освобождает морская пехота.
— А как эта штука работает? Я ее включил чисто случайно.
— Чтобы включить его, нажмите правую кнопку, а чтобы выключить — левую.
— Ага, — сказал Римо и, нажав по ошибке не ту кнопку, отключил связь.
Чиун опять был в ярости — в который раз им пришлось исполнять безумные распоряжения Смита. Профессиональный ассасин должен устранять великих правителей, говорил он, а не ходить за покупками для Смита. Пусть его химики занимаются этим, а не ассасины. Так говорил Чиун. Такое не случилось бы, если бы они работали на законного императора, а не на сумасшедшего.
Выбраться из загонов для скота, отведенных репортерам, было не так-то просто. Римо открыл дверь, воспользовавшись вместо отмычки головой одного из Братьев. Репортеры решили загон не покидать, а дождаться следующего часового, который скажет им, куда идти и что говорить в своих репортажах.
На берегу бухты, откуда был виден соседний остров Эльютера, Римо заметил, что очень многие дома заколочены досками. Дома были очень симпатичные, с розовыми ставнями и пастельных тонов стенами, со множеством красных и желтых цветов за белыми заборчиками. На Багамских островах побывали англичане и оставили свой след.
Но домики были столь привлекательны на вид, что превосходили любых своих собратьев в Англии. Теплые, доброжелательные, открытые. Несмотря на запертые двери.
— Итак, — начал свои поучения Чиун, — если ты попадаешь в оккупированную страну, то к кому ты пойдешь за информацией о том, что делают оккупанты?
— Это я помню, папочка, — ответил Римо. — К самим оккупантам пойдешь в последнюю очередь.
— Почему?
— Потому что только несколько человек из высшего руководства оккупантов знают, что они делают, а среди тех, кто оккупирован, об этом знает практически каждый, — ответил Римо.
— Верно, — подтвердил Чиун.
Что сильнее всего поразило Римо, пока он шел по уютным мощеным улицам мимо симпатичных домиков, так это тишина. На улицах не было ни души. У домов был живой обитаемый вид, но на улице царила полнейшая тишина.
— Все жители сидят по домам, — сказал Римо.
Он вошел во дворик одного из таких домиков. Домик был розовый с белыми ставнями, а такой же белый заборчик был почти скрыт за морем пурпурно-красных цветов. В воздухе пахло морем и цветами, и ощущение было приятное.
Римо постучал в дверь.
— Мы не выходим на улицы, как нам и приказано, — донесся из-за двери приятный голос, говорящий по-английски с британским акцентом.
— Мы не оккупанты, — заверил его Римо.
— Тогда прошу вас, уходите. Мы не хотим, чтобы нас застали за разговором с вами.
— Вас никто не застанет.
— Вы не можете нам это гарантировать, — отозвался голос с очень британским акцентом.
— Еще как могу, — заявил Римо.
Отворилась дверь, и показалось чернокожее лицо.
— Вы — пресса?
— Нет, — признался Римо.
— Тогда прошу вас, заходите, — сказал человек, говоривший по-английски с британским акцентом.
Он впустил Римо и Чиуна в дом и затворил дверь. Прихожая была очень уютно обставлена плетеной мебелью. По стенам висели местные негритянские ремесленные изделия, а над имитацией камина, в котором тут никогда не бывало нужды, висела литография, изображающая очень белого Христа, почти блондина.
— Я не стану больше говорить с американскими репортерами. Они приходят к нам и спрашивают, хотим ли мы, чтобы американские самолеты разбомбили наши дома, а когда мы отвечаем: “Конечно, нет”, они заявляют, что мы боимся американского вторжения. Если бы мы не знали, что британские газеты еще хуже, мы бы страшно обиделись.
— Мы здесь затем, чтобы расправиться с негодяями.
— Наконец-то хоть кто-то оказался способным отличить негодяев от борцов за свободу. Но вот чего я никак не могу понять, так это, как многие из них говорят, что поддерживают “Братство”, но осуждают угон самолета. Ведь “Братство” и угон самолета неотделимы друг от друга. “Братство” сажает аллигаторов в плавательные бассейны неугодным людям. “Братство” замышляло убийство вашего президента. Негодяи — они и есть негодяи.
— Абсолютно с вами согласен, — заметил Римо.
— И еще они дурно воспитаны. И они раздают направо и налево свои дурацкие буклеты о своем идиотском культе.
— Абсолютно с вами согласен, — заметил Римо.
— Ну, тогда давайте выпьем чаю, и вы расскажете мне, чем я могу вам помочь. Меня просто из себя выводит, что стоит кому-нибудь захватить какую-нибудь территорию силой, как ваша пресса называет это освобождением, а потом жизнерадостно перебирается в какую-нибудь другую свободную страну и принимается вскрывать ее язвы, пока и ее не освободят. Знаете, что теперь стало означать слово “освобождением? Это такой режим в стране, который вас пристрелит, если вы вздумаете уехать из страны.
— Абсолютно с вами согласен, — заметил Римо. — Но я боюсь, нам придется обойтись без чая. Мы ищем нечто, чем обладают ваши оккупанты. Это химическое вещество, которое они тут производят. Оно лишает людей памяти.
— Ох, мне бы тоже хотелось кое о чем забыть, — пошутил хозяин. — Я ни о чем таком не слышал, но, может быть, мои дети смогут вам помочь.
Хозяин познакомил Римо с мальчиком и девочкой лет десяти от роду. Оба они были очень живые, веселые, смышленые, опрятные и вежливые.
— А я и не знал, что где-то еще водятся вежливые дети, — сказал Римо.
— Только не в Америке, — заявил Чиун, намекая на свои проблемы с Римо.
Римо объяснил детям, что он ищет.
— Не знаю, смогу ли я толком объяснить, но эти люди производят какое-то химическое вещество, внешне похожее на обычную воду. Оно полностью лишает людей памяти. При этом оно действует не только, если вы его выпьете, но даже, если вы только прикоснетесь к Нему. Оно проходит через кожу.
— Как интерферон, — заметил мальчик.
— Что? — не понял Римо.
— Это лекарство. Очень многие лекарства проникают в организм через поры кожи. Кожа тоже дышит, — объяснил мальчик.