Она долго смотрит на меня, и я замечаю, что на ее щеках появляется яркий румянец. Она кладет руку на живот и прислоняется спиной к водительской двери своей машины.
Кажется, будто все происходит в замедленной съемке: Кэмми закрывает глаза, затем зажмуривается, сжимает челюсть, и ее тело сгибается, насколько это возможно на девятом месяце беременности. Стон вырывается из ее горла, в тот же миг ее кожа, до этого красная, становится призрачно бледной. Я в шоке замираю, и тут же понимаю, что происходит.
— Ты в порядке? — наконец спрашиваю я.
Кэмми хватается за мое плечо.
— Отвези меня в больницу.
Эти четыре слова перезагружают мой мозг, и я пытаюсь вспомнить все, что читал об этом в интернете. Я думал, что это будет происходить постепенно, медленно, в течение нескольких часов.
Она берет себя в руки, но я вижу нервозность и страх в ее глазах. Придерживаю ее за руку и помогаю дойти до своей потрепанной машины.
Пока пролетаю по хорошо знакомым улицам до больницы, в моей голове пусто. Кэмми хранит молчание всю дорогу, раза три я слышу стоны.
Припарковавшись в зоне двухчасовой парковки, я оббегаю машину и помогаю Кэмми выйти.
— Я должна позвонить родителям, — произносит она.
— Я буду рядом с тобой, Кэм, — говорю я ей, пытаясь сохранять спокойствие и убедить, что я действительно пройду с ней через все это.
— Ты не должен быть здесь. Я не хочу, чтобы мои родители знали... папа убьет тебя, ЭйДжей. Пожалуйста, верь мне. Я делаю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Разве ты не видишь, как это мучает меня?
— Ты не хочешь, чтобы твои родители знали что? Что ты встречаешься с семнадцатилетним парнем из школы? Может, я недостаточно хорош для тебя? Что за чертовщина? Мы любим друг друга. Что еще имеет значение?
Их семнадцатилетняя дочь беременна от меня… и она пытается защитить меня, но сейчас мне нужно защитить свою дочь.
— Это не так! — кричит она.
— Тогда как, Кэмми?
Мы идем по автостоянке, я изо всех сил поддерживаю ее, когда мы входим в больницу.
— Отец сказал, что когда узнает, кто сделал это со мной, он заставит его пожалеть, что тот появился на свет.
Эти слова не становятся для меня неожиданностью. Отец Кэмми — начальник полиции нашего города, и я верю, что он уничтожит меня любым возможным способом. Это была первая моя мысль, когда она сказала мне, что беременна. Тем не менее, я остался с ней, чтобы быть отцом этому ребенку и поступить правильно. Единственное спасение заключалось в том, что он не захотел бы, чтобы его внук рос без отца.
И даже теперь, когда у меня нет шанса стать отцом, это не дает ему повод разрушить мою жизнь. Тем не менее, меня не запугать — я буду рядом с Кэмми и нашей дочкой.
— Мне все равно, — говорю я ей.
Она останавливается в пустом коридоре, обхватывает меня за плечи и смотрит на меня своими огромными глазами.
— Мне не все равно. Я не хочу разрушать твою жизнь. Я люблю тебя, независимо от того, через что нам приходится проходить сейчас. Я этого не хочу и надеюсь, что когда-нибудь ты это поймешь.
В этот момент я бы отдал все, чтобы знать, каковы мои законные права, но у меня не осталось времени. Я будто потерялся в темном лесу, один без света, и не знаю, куда идти.
— Ты не можешь этого сделать, — снова умоляю я, хотя знаю, что это не ее решение.
Я не могу это принять, это невозможно. Я просто должен бороться с этим. Буду бороться, пока не выиграю.
У Кэмми схватки уже несколько часов, и мне удалось убедить ее не звонить родителям. В обычной ситуации было бы неправильно просить ее об этом, но если они приедут, то мне придется уйти. Мы о многом говорили за последние несколько часов. Если бы я только мог убедить ее передумать и не отдавать нашего ребенка, все было бы в порядке.
Но она все же не передумала.
Медсестра зашла, чтобы задать Кэмми какие-то вопросы, и теперь она спрашивает, я ли отец. Только открываю рот, чтобы ответить, как Кэмми перебивает меня:
— Нет, я не знаю кто отец.
Внезапно я становлюсь хорошим и верным другом Кэмми, который хочет быть здесь в трудную минуту. Я хочу перебить ее, устроить сцену, но тогда меня вышвырнут, поэтому изо всех сил прикусываю свой язык и проглатываю гордость.
Врачи сделали ей обезболивание, и хотя она кажется расслабленной, хрустит ледяной крошкой, но в ее глазах напряжение, словно она пытается удержать их открытыми. Кожа белее мела, спутанные пряди волос мокрые от пота и прилипли ко лбу. (Примеч.: в США в роддомах женщинам в период схваток вместо воды иногда дают мелкую ледяную крошку, чтобы восполнить водный баланс в организме — это облегчает состояние и снимает стресс). Она кажется олицетворением несчастья и, наблюдая, как она проходит через эту боль и муки, я еще больше задаюсь вопросом, как она может после этих испытаний отдать нашего ребенка кому-то другому.