Подошла ее мать. Молодая, с красивым изможденным лицом. Девочка казалась младенческим отражением матери, и было грустно видеть, каким обернется будущее этого ребенка. Мать улыбнулась:
— Вы умеете обращаться с детьми. У вас есть свои?
Я солгал и сказал «нет».
— Вы холосты?
— Разведен.
— Вы говорите так, будто этого надо стыдиться.
Я сказал:
— Трудно расставаться с чем-то.
Мать снова улыбнулась:
— Мне нравится, что мужчина способен к состраданию. Так вы здесь, чтобы спасти собственную душу или мою?
— Я просто убегаю от себя, если уж сказать правду.
— Звучит не слишком бодро. — Говоря это, она подмигнула.
Мать курила сигарету, что было против правил, но я ничего не сказал. Другой рукой она почесала бедро так, что платье вздернулось выше колена. Она увидела, куда я смотрю, и ее губы изогнулись.
— Вы не очень похожи на верующего, — заметила она.
— Я верю, что мне нравится то, что я вижу.
Я ощутил что-то вроде эйфории: из моря чернейших дней вдруг вынырнуло нечто подобное. Я собирался просить, не хочет ли она уйти подальше отсюда со мной, и вдруг оказалось, что рядом стоит не кто иной, как Бетти из приемной мэра. Этот Обед Благодарения организовал ее проклятый «Стол Восьмерых». Она сказала мне:
— Восхвалим Господа, вы вновь обращаетесь к Иисусу, Лоренс?
Прежде чем я успел ответить, она распорядилась:
— Столы надо поставить вон там. Вы этим не займетесь? — Затем она обрушила праведный гнев на мать девочки, и вспыхнула свара из-за курения.
Я просто отошел. По-моему, я ни разу не видел, чтобы кого-нибудь так унижали ради еды. Ведь я был готов увести ее отсюда, но не увел. Ничего не сказал. Я отправился туда, где шла служба, к религиозным фанатикам, худым, как кузнечики, в плохо сидящих костюмах, с торчащими наружу запястьями и лодыжками и в галстуках прямо из благотворительной лавки подержанных вещей. Они беседовали с незамужними матерями, отводя их в сторону для моральных нравоучений. Женщинам надлежало выслушать Слово Божье, признать свой грех или, по меньшей мере, задуматься о том, где они споткнулись. Праведники употребляли слова вроде «блудодей» и «блудница», как Хелен Джонсон. Я просто стоял среди них, видел, как все эти ханжи держат ладони у паха в манере проповедников, толкующих Благое Слово. Вид был такой, будто все они прячут эрекцию.
Унижение и самоуничижение были просто платой за вход.
Та женщина осталась со своим ребенком и двумя другими, которых прежде я с ней не видел. Глаза у нее были мокрые. Она посмотрела на меня и сказала:
— Какого черта уставился? Да я не стала бы с тобой трахаться, будь ты последним живым мужчиной на земле!
Она уехала в фургоне без переднего бампера.
В полдень я смотрел дневное представление в стриптизном клубе прямо напротив приюта. Немолодая женщина в узенькой набедренной повязке танцевала передо мной и другими тремя типами, взявшими дешевую выпивку. Каждый сидел за своим столиком.
Я насовал долларовых бумажек за повязку женщины и ощутил в этом поступке больше человечности, чем во всем, что делал уже долгое время. Каждый раз, получив доллар, она танцевала вокруг шеста и касалась пальцев на ногах, а затем широко разводила ноги и медленно проделывала шпагаты. Я прикинул, что она занимается этим долгое время, повторяя один и тот же номер всегда за доллар. Инфляции для нее не существовало. Желание всегда будет стоить один доллар.
Когда ее смена кончилась, я видел, как она пересчитывала деньги, одновременно куря сигарету и разговаривая по телефону. Бармен налил ей выпить. Я услышал, как она сказала «дусик». Звучало это так, будто говорила она со своим ребенком. Но кто бы это ни был, она втолковывала собеседнику, как готовить мясную подливку, чтобы в ней не осталось комков: завершив труд, она направлялась домой к Обеду Дня благодарения.
Думается, если просто знать правила, с жизнью еще можно поторговаться.
Глава 27
Закончил я к трем часам с Лойс. Она ждала на подъезде к моему дому, и я чуть было не стукнул ее бампер.
На заднем сиденье с ноги на ногу переступал Пит. Он махнул мне крылом, едва увидел меня сквозь заднее стекло. Затем долбанул стекло клювом.
Лойс опустила стекло своей дверцы. Она слушала Луи Армстронга, «Поцелуй, чтобы строить мечты». Лойс протянула руку, ухватила меня за воротник и поцеловала в щеку. Когда я попытался что-то сказать, она прижала палец к губам и покачала головой. Конечно, она была пьяна, но пьян был и я, а иногда именно это и требуется, чтобы не упасть с обрыва.
В машине Лойс мы поехали к ней домой. Пит заводился все больше.
Лойс сказала:
— Дай мне отнести его в дом.
Мистер Питерсон сидел в своем трейлере среди хлопочущих родственников. Кто-то снаружи готовил индейку на вертеле. Пахла она расчудесно. Я уставился на трейлер.
— Давно мечтаю о жизни вроде этой, — заметил я.
— О маразме?
Я сказал:
— Если бы ты могла просто оставаться пьяной, по-моему, мы получили бы основу для обнадеживающих отношений.
Лойс повернулась и чуть не упала. Пит зашипел из клетки.
В гостиной Лойс вставила кассету в видео.
— Хочешь увидеть Джейн, Пит?
Внезапно материализовалась Джейн Фонда в трико. Урок аэробики был в полном разгаре.
Я сказал:
— Это еще что, черт возьми?
Джейн обливалась потом. Она сказала: «Больше огня!», и Пит начал раскачиваться с боку на бок.
— Это я так наклюкался или Пит занялся аэробикой? — спросил я.
Лойс подошла и взяла меня под руку, как делали женщины в тридцатые годы.
— Ему нравятся разноцветные трико и то, как Джейн и они все прыгают вверх-вниз и из стороны в сторону. Что-то вроде брачного ритуала. Джейн Фонда — новая подружка Пита, верно, Пит?
Я перевел взгляд с экрана на Пита. Он крутил головой, переступал с когтя на коготь, словно в такт музыке.
— Давай уедем отсюда ко всем чертям, — предложил я.
Я повернулся спиной к экрану, и Джейн закричала: «Больше огня! Еще больше!», а потом я услышал, как заверещал Пит:
— Больше огня! Больше огня!
Мы проехали мимо нового дома Джанин по соседству с амишами. Солнце опускалось. Я видел тень машины, бегущую рядом с нами.
Пит протрезвил меня. Как же далеко я ушел от прежних Дней благодарения, если оказался с пьяной женщиной и попугаем, занимающимся аэробикой! Я счел Пита знамением, предвестником новых бед.
Припарковавшись неподалеку от дома Джанин, я вышел из машины и услышал жужжание над головой. В небе оказался самолет Сета. Старомодный двухместный самолет, в котором пассажир сидел практически снаружи. Сет, должно быть, заметил меня на шоссе.
Самолет сделал вираж и повернул прямо на меня. Я продолжал стоять на дороге. Самолет пошел резко вниз и оказался футах в пятнадцати над землей.
Я видел Сета в кожаном шлеме и защитных очках. Он оказался так близко, что я отскочил и закрыл глаза ладонью. Пыль вокруг меня закипела. Затем самолет поднялся, и я увидел машущую руку позади Сета.
Я знал, что это был Эдди.
Лойс пришла в себя и закричала:
— Что это?
Я сказал:
— Там вверху мой сын.
Самолет сделал новый вираж, на миг повиснув неподвижно. Я видел их на фоне бледного солнечного диска. Самолет снова снизился и медленно пролетел надо мной параллельно земле. Сет указал на Эдди, который тоже был в очках.
Мальчик походил на жука. Он отчаянно махал обеими руками.
В эту минуту я простил Сету очень многое. Я подумал: отличный подарок ребенку — поднять его на такую высоту над миром, дать испытать такую свободу.
Самолет приземлился на полосе в глубине участка Сета. Мне следовало пойти и повидать Эдди вопреки судебным постановлениям, но я не пошел.