— Начать никогда не поздно.
Я сказал:
— Мне нравится такое отношение, Сет.
— Спасибо.
У меня было ощущение, что я прочухиваюсь после похмелья.
— Ты не против, если я тебя кое о чем спрошу?
— Валяй.
— Надеюсь, тебя не заденет, Сет, что я задаю тебе такой вопрос, но скажи, ты думаешь об Эдди, как о своем сыне? Или ты думаешь о нем, как о сыне Джанин?
— Чем ты сейчас занят, Лоренс? С тобой все в порядке? Я все время слышу какой-то шум.
— Сет, извини, но если ты не против, вопросы буду задавать я. У нас такой хороший разговор.
— Верно.
Я обернулся и уставился вдаль — за парк и сквозь прозрачные полосы тумана над водопадом. А Сет говорил:
— Я никому об этом не рассказывал, но меня когда-то усыновили. Нашли в универсальном магазине в центре Сент-Луиса. В годы Великой депрессии.
— Я этого не знал, — сказал я.
— Да и не мог узнать.
— Я ценю, что ты со мной откровенен. Надеюсь, ты не думаешь обо мне плохо из-за того, что я задерживаю деньги на Эдди, но я сейчас на мели. Совершенно без денег. И это вовсе не значит, будто я не люблю моего сына. Я подумал, что надо прояснить ситуацию.
— Я никогда не думал плохо о своей матери из-за того, что она оставила меня в магазине. Иногда действуют такие силы, что ни воля, ни вера не могут их преодолеть.
— Это не значит, что я прошу снять меня с крючка в этом деле.
— Я говорю вообще, а не о тебе конкретно. Таково мое убеждение.
У меня перехватывало дыхание, ноги онемели. Я словно шептал, и, думается, так оно и было.
— Сет, может, ты объяснишь Эдди, что и как, если сам я не смогу.
Дымка из брызг промочила меня насквозь.
— Само собой.
— Еще одно.
— А именно?
— Разве ты не мог найти кого-нибудь без ребенка? Я просто спрашиваю, Сет. Это не обвинение. Я просто хочу понять, что тобой двигало.
— Не думаю, что люди планируют, кого полюбить. Получается само собой.
Я сказал:
— Пожалуй, этому я поверить могу. — Мне было больно слышать, как он употребил слово «любить», говоря про Джанин. Я оказался человеком не такой большой души, каким себя считал.
— Не хочу тебя обманывать, Лоренс: разговаривая с тобой, я нарушаю постановление суда.
— Сет, я рад, что у нас был этот шанс поговорить по-человечески, — сказал я.
— Я тоже рад.
— Спокойной ночи, Сет.
— Спокойной ночи, Лоренс.
Брату Лойс, сбежавшему от призыва, я позвонил из той же будки. Он обещал заехать за мной на следующий день. Он говорил о том, как скрылся от призыва, но я почти не слушал. Я смотрел на водопад.
Сэм произнес мое имя, и я сказал «угу».
— Вы привезли документ о передаче машины, так ведь?
Суть сделки: за помощь мне он получал машину Лайонела.
— Я привез и Пита, — сказал я.
— Не думаю, что мы сможем взять его прямо сейчас, — сказал Сэм.
Я прошел мимо одинокой парочки, прильнувшей друг к другу, и спустился к следующей смотровой площадке. Вблизи я увидел кипящий котел, извергающий подсвеченный кроваво-красный туман. Асфальт тут обледенел. Мне пришлось подбираться к перилам боком. Водопад свисал со стен ущелья языками льда и люстрами сосулек.
И Лойс я позвонил из той же будки. Лойс дожидалась в баре, как мы уговорились, чтобы звонок нельзя было проследить.
Когда она взяла трубку, я сразу понял — что-то не так. Несколько секунд она молчала. Мне пришлось назвать ее по имени, и тогда она сказала холодно:
— Где ты?
— Ниагара-Фолс. Что случилось? — Было слышно, как на заднем плане щелкает шарик в игровом автомате. — Лойс, в чем дело?
Я услышал, как она сглотнула и перевела дух.
— Мне звонил твой адвокат, искал тебя. Хотел поговорить с тобой. Знаешь почему? — Голос Лойс надломился. — Он сказал мне, что Лайза Кэндол пропала. Он сказал, что ты это знал. Почему ты мне не сказал? — Я прислонился к холодному металлу телефонной будки. — Что происходит, Лоренс… ну, пожалуйста! Я же отдала тебе все, что имела.
Меня бил озноб.
— Я не понимаю, что происходит! — Я замялся. — Какое отношение ко мне имеет ее исчезновение? Может, она просто уехала.
— Она исчезла. Оставив все, даже памятки о своем ребенке. Мать бы их не оставила никогда! — Лойс заплакала. — Ты был у нее на квартире, ведь так? — У меня защемило под ложечкой. Я хотел сказать что-нибудь, но она прорыдала в трубку: — Не отрицай! Только не отрицай! Они сняли там твои отпечатки. — Я услышал, как она дрожит. — О Господи… — Она почти шептала: — Я уже не знаю, кто ты такой! Не знаю…
Ее голос замер. Я сумел только закричать:
— О чем ты говоришь, Лойс? Думаешь, я что-то с ней сделал? Слушай меня, я не твой чертов извращенец-муж Лайонел, ты это понимаешь?
Глава 36
В этот вечер я сидел в закусочной, пил черный кофе, страшась вернуться в мотель, и впервые в жизни задумался над тем, что находится по ту сторону жизни. Смотрим ли мы там вниз с вышины? Дано ли нам это утешение?
Я смотрел, как люди входят в закусочную и выходят из нее, и понимал, что это такое — свобода: выброшенные на ветер дни, когда мы не думаем ни о болезни, ни о смерти, а живем, не осознавая, что однажды перестанем существовать.
От кофеина на меня напала трясучка. Чашка в руке подрагивала. Официантка поглядела на меня так, будто знала, что я в беде. Я ушел, когда она повернулась ко мне спиной.
Снаружи вечерний воздух ножом полоснул мне гортань. Я съежился и добрался до машины Лайонела. Кожаные сиденья задубели. Я дал машине согреться и сидел, глядя, как официантка в стеклянном полушарии закусочной наводит порядок на моем столике.
На секунду она подняла голову, сунула чаевые в карман и вытерла столик неторопливым волнистым движением.
Космос огней мерцал вдоль полосы ресторанов, кафе и мотелей. По радио предсказывали ясное небо и понижение температуры. Я заправился дешевым бензином, затем несколько раз объехал мотель и убедился, что за мной нет слежки.
Потом вошел в номер и зарядил пистолет. Пит наблюдал за мной. Было похоже, что он мог оказаться главным свидетелем еще одного самоубийства. Он покачивался туда-сюда на жердочке в клетке, закидывая голову и выпячивая шею буквой «S».
Я подключил автоответчик, который забрал с собой, и слушал слова Эдди, снова и снова нажимая кнопку «повторить». Вот что поддержало меня в темные часы сомнения и страха, в буквальном смысле вывело к свету, который заструился по краям моего окна в мотеле.
Я проснулся от стука в дверь. Оказалось, что я заснул. Я услышал поворот ключа в замке, и дверь отворилась. Я перекатился через кровать за пистолетом.
Пит верещал и обмахивался крыльями. Но в двери возникла горничная. Было одиннадцать утра.
Несколько минут спустя я вылез из-под душа в туманное облако. Вентилятор не работал. Я протер дыру в тумане и побрился. Пар стекал по зеркалу серебристыми полосками. Я словно видел себя за стальными прутьями.
Я забрал подушечки с шампунем, миниатюрное мыло и шапочку для душа.
Когда я открыл дверь ванной, дневной свет заставил меня на секунду зажмуриться и прикрыть глаза козырьком ладони. Руки пахли лавандой, кожа была сухой.
Пит притулился на дне своей клетки. Она застучала в холодном сквозняке. Занавески всколыхнулись и обвисли.
Мой номер был на втором этаже. Я вышел наружу и глянул вниз. В мотеле через дорогу тип в комбинезоне трудился над чем-то в обогревательной системе. Позади него был огромный, режущий глаз неприятной яркостью рекламный щит, обращенный к виадуку на серых пилонах. Он зазывал в закусочную «Ешь под завязку».
По виадуку непрерывным потокам шли машины. На фоне щита тип в комбинезоне казался совсем карликом. Мне была слышна музыка его транзистора. Где-то далеко просигналил клаксон. В каком-то номере зазвонил телефон, и Пит заверещал.