Говорить стало тяжело. Мне не хватало воздуха: возможно, дело было в дыме, заполонившем комнату. Моей сестры нет уже семь лет, а я все еще жива. Кому из нас больше повезло?
Я помнила все: как облысевшая девочка кашляла кровью, как тряслись ее маленькие ручи, как она хрипела в предсмертных судорогах. Девочка, которая, в принципе, и не жила. А после ее смерти мама лишь повторяла, что это правильно, ведь она мучилась, ей пора было уйти... В той ситуации не было ничего правильного.
— Через два года я поступила в университет и, наконец, ощутила нормальную жизнь. Мне казалось, что я должна быть лучшей для родителей. Верила, что тогда они забудут, что потеряли вторую дочь. Глупо, не правда ли? — Джером ничего не ответил, и я продолжила: — Я прилежнее всех училась: была на повышенной стипендии, участвовала во всех мероприятиях, выступала на конференциях, вскоре меня пригласили в общественную организацию уже не в качестве волонтера, а как девушку, в которой увидели потенциал, желание и способность менять мир. Я, правда, верила, что должна это делать. Мне нравилось... будто я нашла призвание. Но я считала, что этого мало: больше всех гуляла, пила, курила, нарывалась на неприятности. Жила полной жизнью студента. Я была вымучена, но не хотела осознавать это. Нагромождала себя кучей дел, чтобы был повод не ездить домой. Была там всего пару раз за все годы обучения. Потому что дома все становилось по-прежнему: перед глазами была ее комната, родители казались одинокими, из-за чего меня поглощало чувство вины, и они каждый раз уговаривали навестить ее. Неужели мертвым нужны наши визиты? Я считала, что выбралась, что могу больше не быть старшей сестрой умершей девочки, поэтому я перестала ездить домой. Считала, что важнее, чтобы они мной гордились, чем быть рядом. Я хотела в это верить, чтобы оправдать свой эгоизм.
Джером не перебивал, несмотря на то, что это была самая длинная моя речь за время нашего знакомства. Но я не могла замолчать, мне нужно было выговориться, отпустить, чтобы отпустило меня.
Я ждала какого-то вопроса. К примеру, почему сейчас я не поеду к родителям или не позвоню. Как я сорвалась? Но он не спрашивал. Судя по всему, Джером понимал причину.
— Они погибли четыре месяца назад. Знаешь, в автокатастрофах в год гибнет более миллиона человек в мире. Это самая стандартная смерть за исключением болезней или процесса старения. Мне позвонили, когда я была на парах. Я спряталась под стол, чтобы преподаватель не услышал, что я разговариваю. Думала, что это очередной колл-центр или по работе. Папа умер сразу: я приехала на опознание... и узнала. А мама была в больнице с тяжелыми травмами. Она звонила мне практически каждый день, чтобы просто узнать, как я. А около двух недель до происшествия спрашивала, когда же я приеду, говорила, что очень соскучилась, но понимала, что не имеет права меня заставлять. Я просила, чтобы приехали они. Так ни на чем и не сошлись. Врач сразу предупредил, что состояние критическое, но мне хотелось верить, что она выживет. Я будто снова очутилась в детстве, окруженная больничными стенами, на пороге жизни и смерти. Она умерла ночью.
Я больше не могла говорить: слезы текли по щекам, и все, что мне оставалось — это прижаться к Джерому и ждать, пока буря утихнет. Я была уверена, что стоит мне поменять город, я смогу избавиться от гнетущей боли. Будто с квартирой и прошлой жизнью можно оставить и воспоминания. Но вот я снова плачу и мне так чертовски больно, словно я теряю их раз за разом на протяжении каждой миллисекунды своей жизни. И нет никакой возможности попрощаться.
Это мой личный Ад. Мой Лимб. Я зациклилась
— Они тебя любили, — Джером провел рукой по моим волосам. — Им бы хотелось, чтобы ты продолжила жить.
— У мертвых нет желаний, — прошептала я. — А когда они были живы, я не была готова их слушать. Теперь нет смысла думать о том, чего бы они хотели.
— Смысл есть всегда. Они ведь все еще твоя семья, это нерушимые узы. А значит, нужно жить ради них.
Я не была согласна. Джером, видимо, почувствовал это и продолжил:
— Знаешь, я был одним из тех детей, которым уделяют в новостях немного внимания. Меня нашли в балке подростки, решившие выпить пива втихаря. Новорожденный, брошенный сразу же после рождения. Хорошо, что хоть не в мусорное ведро. Я слышал и такие истории. Никогда не пытался найти своих родителей, да и как бы это сделал? Было бы, конечно, интересно посмотреть в глаза людям, выкинувшим меня на улицу... Но что бы мне это дало? Окажись они наркоманами — я бы винил их за то, что моя жизнь скатилась на самое дно. А если бы увидел, что они вполне обычные люди, с деньгами и любимыми детьми, то меня бы это добило еще больше. Мне было проще в детстве думать, что меня перенесли из другого измерения, а мои герои-родители погибли в битве, спасая меня. К сожалению, я вырос.