Я уже говорила, что верю в разные вещи.
Между тем, я агностик… частично. Не считаю, что имею право судить или убеждать кого-то в своей точке зрения, потому что принимаю любые. Может, нас ждет Рай и Ад, может, Лимб, а, может, ничего. Я не знаю.
Но я хочу верить. Позволь мне поверить. Я не прошу заоблачного: не нужно воскрешать мертвых или давать мне ответы, почему забрал их. Просто дай мне сил идти дальше.
Я не прошу о большем.
Мелисса была в депрессии уже несколько дней: она не вставала с кровати, не хотела разговаривать, практически не ела, лишь иногда пила воду. Пару раз ей пришлось подняться, чтобы принять дозу. На этом все и закончилось.
Джером говорил с ней, успокаивал, обещал, что они все изменят, но ее глаза смотрели на него, не видя, будто сквозь. Создавалось ощущение, что хоть ей и не удалось убить свое тело, однако все живое внутри умерло.
– Я теряю ее, – тихо прошептал Джером, когда мы сидели на кухне и курили. – Она даже не пытается бороться.
Что я могла сказать ему? Пообещать, что все будет хорошо? Нет ничего хуже неправдивых обещаний. Врачи постоянно говорили нам, что есть шанс: сестре стало лучше; скоро вы заберете ее домой; кажется, самое страшное позади. И каждый раз мы искренне верили до того момента, пока в один день они, наконец, честно не признали: шансов больше нет.
– Будь с ней. Это лучшее, что ты можешь.
У него были удивительно грустные глаза, черные волосы спадали на лоб, и хотелось обнять его и наговорить кучу сладкой лжи, лишь бы успокоить. Но мы никто друг другу. Я не имею на это права.
– Я знаю, что ты хотела уйти, – Джером будто читал мои мысли, а может я просто громко думала. – Это нормально. Я благодарен, ведь иначе Мелиссы могло бы уже не быть. И я не должен держать тебя. Даже если бы мне этого и хотелось.
Я сжала его руку. Было глупо отрицать, что он имел для меня значение. Возможно, и я для него не пустое место. Но что это меняет?
– И все же, – Джером схватил меня за плечи, – останься. Хоть ненадолго. Я боюсь даже глаза закрывать, пока Мелисса в таком состоянии. Я не уберегу ее один.
Я лишь кивнула. Сейчас и речи не шло, чтобы уйти.
Джером погладил меня по волосам и еле-еле улыбнулся.
– Спасибо, Элеонора. В следующей жизни, обещаю, постараюсь доставлять тебе меньше проблем.
Я убедила его поспать лишь через сутки, когда глаза Джерома уже не держались открытыми. Сидеть возле Мелиссы оказалось довольно сложно. Ужасно смотреть, как ломается человек. Будто весь ее огонь и жизненная сила покинули тело, оставив лишь оболочку. Я не знала, хочет ли она повторить попытку самоубийства, но, казалось, ей ни до чего нет дела.
Телефон зазвонил неожиданно, и я вздрогнула: звонков давно не было. Сначала, когда умерли родители, я не знала, как спастись от них. Все хотели высказать соболезнования и поинтересоваться, нужна ли помощь. Банальная вежливость. Потом было затишье: никто не знал, о чем говорить со мной, как смотреть и что вообще нужно обсуждать с человеком в моем состоянии. Но звонки снова начались, потому что жизнь двигалась дальше. Я должна была или признать это, или выйти из игры, что я, в общем-то, и сделала. По большей части, звонили с работы и универа: узнать, когда вернусь, поговорить о перспективах и сказать, что жизнь продолжается. В какой-то момент я перестала брать трубку. Еще звонил Денис, но и его давно не слышно.
Номер был незнакомый, скорее всего, набранный ошибочно. Я взяла трубку:
– Добрый день. Эльвира, верно?
Женский голос. Дружелюбный, стандартный, наталкивающий на мысль, что сейчас мне попытаются предложить что-то купить.
– Да, именно. Чем-то могу помочь?
– Меня зовут Елена, я представитель организации «Global Internship». Возможно, помните, мы с вами уже общались в начале сентября, когда вы только начинали проходить собеседование.