Но ничего не поменялось: наступит ночь, и я должна уйти. Скорее всего, мне завяжут глаза и оставят где-то посреди улицы, чтобы я не смогла вернуться. Да и нужно ли мне это? Наркотики — не моя прерогатива, а Джером и Мелисса — лишь люди, которых я встретила в ночи. Наши с ними пути не должны больше пересекаться.
Принципиальный наркоторговец и девушка с боевыми окрасом. Они, как и я, истории, наверняка, несчастные. А значит, лучше нам держаться друг от друга подальше.
Глава 4
Я бы хотела быть религиозным фанатиком. Верить так сильно, чтобы отдавать всю себя во служение высшему разуму. Но мой скептицизм создает проблемы. Я долго пыталась разобраться, что в различных религиях говорится про смерть. Христиане верят, что душа вечна: тело умирает, а дух живет, и для него открываются блаженные врата Рая. Или он варится в адовом котле. Я бы хотела верить в прекрасный сад, где исполняются все желания, и ты спасен от мирских невзгод, но тогда сомневаюсь, что я достойна такового места.
Мусульмане и иудеи тоже закликают не бояться смерти. Для меня их верования схожи с христианством. К сожалению, блаженную вечность души обещают лишь приверженцам своих конфессий.
Синтоисты считают, что духи среди нас. Помогают и направляют. Мне слабо в это верится, потому что я не чувствую этой поддержки. С другой стороны, я еще живая, несмотря на мою тягу к саморазрушению... Может, и у таких, как я, есть ангелы-хранители?
Мне всегда был под душе буддизм. Наша энергия переходит в новое тело, а боль из прошлой жизни забывается. И, возможно, в следующей реинкарнации мы найдем тех, кого потеряли в этой. И пусть наш мозг не поймет неожиданный эмоциональный скачок, когда произойдет долгожданная встреча, но души будут чувствовать, что заново отыскали друг друга.
Впрочем, типичный буддизм не так романтизирован. Для них вечная жизнь — и есть Ад, круговорот боли и страданий. Нирвана, по их мнению, это забытье, а забытье — это смерть. Может, они и правы. Ведь в каждой жизни мы находим и теряем друг друга. Равнозначна ли непрекращающаяся боль тому счастью, которое мы даже не замечаем, относясь к нему как к должному?
Джерома я встретила через неделю неподалеку от очередного клуба. Я вышла покурить, когда увидела его, и сначала думала удалиться, чтобы он меня не заметил, но, как назло, он решил развернуться лицом и наши взгляды пересеклись. Я уже говорила про мою врожденную вежливость? Я надумала поздороваться.
Стоило мне подойти, в глаза сразу бросилась его бледность. Будто передо мной живой мертвец. Мы не произнесли ни слова, Джером лишь приложил палец к губам в просьбе молчать, после чего расстегнул куртку, и я тут же прикрыла рот рукой, подавляя крик.
Я не видела самой раны, лишь растекающуюся кровь. Красные капли заполонили мой мир. Казалось, они преследуют меня: кашель с кровью, мамино лицо в порезах, а теперь еще и это. Появилось желание сбежать: Джером не был моей проблемой, я не должна вновь наблюдать, как кто-то снова умирает.
Но он все еще был живой. И ни о чем не просил.
— Я звоню в скорую.
— Нет, не звонишь.
Это было неправильно: он ранен. Его пререкания не имели значения. И все же я осознавала, что Джером лучше погибнет от кровопотери, чем согласится сесть в машину скорой помощи, тем самым подвергая опасности свой бизнес.
— Могу хотя бы вызвать такси?
Он покачал головой.
— Все будет в крови.
Джером был прав. Но задачу он мне не облегчал.
— Ты далеко отсюда живешь?
— В паре остановок.
И чудо: он назвал свой адрес. Джером не просил о помощи. Даже истекая кровью, старался делать вид, что может справиться самостоятельно. И все же он согласился идти, держась за меня. Создавалось ощущение, что мы спасали вовсе не его.
Дорога заняла буквально пятнадцать минут, но время замедлилось. Я не раз уже сталкивалась с таким явлением: когда сидела в больнице, в морге или на похоронах — казалось, что этот процесс вечный и не закончится никогда. И каждый раз он подходил к концу, несмотря на мои опасения.
Джером мало говорил, лишь твердил о Мелиссе, которая обязана, по его мнению, помочь. Я вспомнила девушку с красными губами и пирсингом — сомневаюсь, что она заканчивала медицинский. Но стоило мне высказать свои опасения Джерому, он лишь начал судорожно качать головой: