— Слишком долго наша сила применялась во зло. Мы в ответе за прошлое. Колдовство пугает. Но разве уберег страх наших предков от гнева богов и земли? Он лишь преумножил число бед. Мы ждем. Мы надеемся, что люди, наконец, простят нас и примут таки-ми, какие мы есть. Лишь тогда все мы сможем жить в едином мире одной большой семьей.
— Но сейчас! Ох, боже мой, боже мой! — тяжело вздохнула жена трактирщика.
— Прекрасно, что твое сердце способно на сострадание. Но тебе лучше подумать о себе, о своей семье, — промолвил се-довласый колдун.
— Я… — она испуганно взглянула на мужа. — Мы найдем себе где-нибудь пристанище, ведь так? — она напряглась, сжалась, словно уже знала ответ, и все же…
— Конечно, — поспешил заверить ее трактирщик. Он хотел хоть как-то успокоить жену. Да и что еще он мог сказать? Правду? Что идти им некуда, что везде, во всех городах, их скорее ждет кос-тер, нежели кров и еда?
— С нами все будет хорошо, — произнесла она, стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности.
Однако по тому, как она, говоря это, прятала глаза, как сип-ло, потерянно звучал ее голос, сама понимала, что никого не в си-лах обмануть: ни собеседников, ни собственную душу. Закусив посеревшую губу, она крепче прижала к себе сына.
Смуглолицый пристально взглянул на нее своими немигавшими, проникая взглядом в самую душу, глазами:
— Ты действительно собираешься, отказавшись от прошлого, уйти неведомо куда? — спросил он.
Женщина покраснела, стыдясь своей лжи.
— Но… — она взглянула на мужа, ожидая от него поддержки, однако трактирщик молчал. Говорил лишь колдун:
— Мы можем помочь.
— Я… — она окончательно растерялась. — Вы го-товы прийти на помощь совсем незнакомым людям, так, будто вы отвечаете за жизни тех, кого спасли, но я… Я не хочу, чтобы наша семья стала обузой на вашем и без того трудном пути!
— Неужели вы не примете протянутую руку, даже зная, что в ином случае вас ждет смерть? — непонимающе смотрела на нее колдунья. — Но почему? Мы так противны вашим душам? И вам претит сама мысль о том, что вы положитесь на колдунов? — она вздохнула, в больших светлых глазах женщины затеплились искорки боли.
— Мы не хотели обидеть вас, — поспешно проговорил трактир-щик. — Просто… Видно, над нами веет злой рок, мы не хотим обра-щать его и на вас…
Колдуны повернулись к смуглолицему, ожидая, что тот скажет, как если бы от его слова зависело само будущее.
— Почему вы видите во всем только черное? — промолвил тот. — Неужели в бесконечности дорог нельзя найти ту, что была бы освящена светом надежд и любви? — его взгляд остановился на жене трактирщика: — Ты права: я чувствую ответственность за тех, кого спас. Ты и твой сын перенесли тяжелую болезнь. Вы — живые люди, а не призраки, и не выдержите дороги, да еще в конце осени, перед снежной зимой.
— Но ведь вы уносите в мороз едва родившегося младенца!
— Мы — другие. Нам дано создавать теп-ло. Лишь миг рождения нуждается в огне жилья, тишине и крыше над головой.
— Но где ж нам оставаться? — трактирщик с грустью взглянул на догоравшие головешки.
— Я могу восстановить ваше жилище, — глядя ему прямо в глаза, сказал смуглолицый. — Если вы согласитесь.
— Не престало отцу отказываться, бросая судьбу своего ре-бенка на чашу весов судьбы, — вздохнул Горивек.
В тот же миг на том месте, где еще мгновение назад дымились развалины трактира, встал новый дом. Внешне он мало чем отличался от прежнего, разве что казался подновленным и более прочным.
— Чудо! — прошептала Тая, в то время как взрослые застыли на месте, не смея промолвить и звука.
— Только не для колдуна! — в голосе стоявшей рядом с ней Полеси слышалась гордость.
— Но… — немного придя в себя, пробормотал трактирщик. — Разве можем мы остаться здесь, после всего, что произошло?
— Почему бы нет? — пожал плечами молодой колдун. — Даже если вы станете рассказывать правду каждому гостю, вам никто не поверит, ибо во всей этой истории слишком много такого, что кажется лишенным дара нереальным.
— А как мы объясним смерть священника? — тихо спросила жена трактирщика. Ей очень хотелось остаться, и, все же, она боялась.
— Вас никто не станет расспрашивать об этом, — устало улыбнулся колдун. — Мы не можем прибегать к помощи дара для того, чтобы защитить себя, но нет такого закона, который запретил бы нам вос-пользоваться им во благо добрых людей.
— Спасибо, спасибо вам за все! — Горивек почувствовал, как сердце наполняется покоем и счастьем. — Ни мы, ни наши потомки ни-когда не забудем того, что вы для нас сделали! Двери нашего дома всегда будут открыты для вас и ваших соплеменников!
Колдуны улыбнулись, принимая искреннюю благодарность.
— Я… — начала наделенная даром, затем, не до конца уверенная в том, что поступает правильно, на миг замолчала, заглянула в глаза молодого колдуна, словно ища в них поддержку в том, что она соби-ралась сделать, а потом, наконец, решившись, продолжила, обращаясь к жене трактирщика: — Я хочу оставить тебе кое-что на память о ночи, которая, по собственной, независящей от смертных, воле породнила нас, возвращая к жизни, — она сняла с шее цепочку. На ней висел небольшой камень-талис-ман. Он казался таким невзрачным, что взгляд обходил его стороной. Но стоило колдунье коснуться камня пальцами, как он ожил, забился, как сердце, залучился множеством красок. — Возьми. И если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь — подумай обо мне, согрей камень своим дыханием. И я приду.
Та с волнением приняла подарок, вздрогнула, почувствовав его живой трепет у себя в руках, замерла на миг, купаясь в покое, ко-торым тот встречал свою новую хозяйку. Потом, с надеждой и страстной мольбой она повернулась к мужу, спрашивая его согласия, когда же тот еле заметно кивнул, вздох облегчения легким облаком сорвался с губ женщины. Ее глаза наполнились счастьем.