Консьержка без униформы по дороге домой из кинотеатра останавливается возле яростно ссорящейся пары, мужчина кричит во весь голос, женщина кричит в ответ сквозь слезы. Когда полицейский подходит ближе, просит их успокоиться, спрашивает женщину, все ли с ней в порядке, они вдвоем набрасываются на нее, женщина плюет ей в лицо.
Молодой констебль, проработавший шесть месяцев, стоит между двумя группами молодых людей, стоящих вплотную друг к другу на верхнем этаже Центра Брод-Марш. Сбитый с толку, вынужденный вернуться к вершине эскалатора, он зовет на помощь, которая приходит только тогда, когда он падает на дно. Три сломанных ребра, вывих таза, всю оставшуюся жизнь он периодически страдал от сильных болей в спине.
— Вас вызывают, сэр, — сказал Нейлор, проходя мимо Резника на лестнице. «Дель Коссал. Оставил сообщение на вашем столе.
— Спасибо, Кевин.
«Мы вдвоем идем через дорогу за пинтой пива, если…»
"Да, может быть. Позже."
Резник протиснулся мимо мебели, вынесенной в коридор, и толкнул дверь в комнату уголовного розыска. Незакрепленные доски все еще были сложены у стены, и от температуры ничего не удалось добиться, чтобы наладить отопление. Над столом Линн Келлогг горела лампа, ее пальто все еще висело на вешалке в углу, но ее не было видно. Дивайн уже должен быть в пабе, чтобы затащить их внутрь.
За последние месяцы Резник едва ли хоть раз входил в этот кабинет, и его взгляд не скользнул в сторону дальней стены, где раньше сидел Диптак Патель. Теперь там было пространство, щель в полу, отрезки труб, проходящие сквозь них, тень. Холодность. Что Миллингтон сказал о Пателе и смерти? Рассыпать лепестки роз и сидеть и плакать там, откуда он родом, не так ли?
Что ж, вопли, конечно, были в ту холодную субботу, когда ветер хлестал с холмов Брэдфорда и вонзался в спину Резника, как палка. Цветы тоже. Розы. Отец Пателя серьезно пожал ему руку, поблагодарил Резника за внимание, ни разу не взглянув ему в глаза. Никогда не понимал. Нет. Что тут было понимать?
«Не надо», — умоляла подруга Пателя в тот вечер в центре города. «Пожалуйста, не вмешивайтесь».
«Я должен, — сказал Патель.
Через несколько мгновений клинок, которым один юноша атаковал другого, был обращен против него. Еще один чертов паки. Еще один чертов субботний вечер. Кровь из артерии хлынула вовсю, и лучшее, что можно было сказать, единственная хорошая вещь, единственное утешение, которое можно было найти: Пателю не потребовалось много времени, чтобы умереть.
"Сэр?" — тихо сказала Линн Келлог.
Резник не услышал, как она подошла к нему сзади.
"Ты в порядке?"
Он повернул голову и посмотрел на нее, медленно кивнул. — Иногда мне кажется, — сказала она, — что он… ну… что он все еще здесь.
"Да."
— Но он не… Он…
На мгновение Резник положил руку ей на плечо, она прижалась к нему щекой и закрыла глаза. В темнеющей комнате дыхание Резника казалось неестественно громким. А потом она взяла свою сумку и пальто и пожелала спокойной ночи, а Резник сказал, что увидимся утром, и после того, как дверь закрылась, он пошел в свой кабинет и прочитал записку.
У барной стойки стоял Рег Коссолл — нет, более худощавое лицо — круглое, с лопнувшими венами, окутанное дымом. Под углом над его головой разыгрывались основные моменты женского футбольного матча, взлеты и падения голоса комментатора, едва слышные из-за жужжания кассы, размытие голосов.
Другие лица Резник узнавал, обменивался приветствиями.
— Значит, сообщение дошло до вас?
Резник купил ему пинту «Кимберли» и большой «Беллс», покачав головой в ответ на предложение льда. Для себя имбирный эль.
— Не пьешь, Чарли?
"Не этой ночью."