– А что вы собираетесь делать? – заинтересовалась Раду. – Что-то противоестественное и запрещенное?
– Оставь свои предрассудки, дитя, – сказал Корнелий. – Я не собираюсь вредить телу или поднимать мертвый дух. А теперь помолчи.
Бинкуца была крепкой невысокой девушкой, едва ли семнадцати лет. Не писаная красавица, но, должно быть, внимание привлекала. Густые черные кудри коротковаты, но несомненно некогда были гордостью хозяйки.
– Довольно тонкие черты, руки, не испорченные тяжелым трудом. Ровные ногти и чистая кожа. А вот и рана… на шее. Слева, недалеко от яремной вены. Это два прокола, а никак не укуса. Взгляни ближе.
– Слишком близко друг к другу, чтобы быть следами клыков, – кивнул Раду. – края не такие, как должно быть, и не видно, что кровь высасывали.
– Опять ты за свое! Явно же кололи чем-то острым, но не обычным ножом, не вышло бы круглого отверстия.
– Толстым шилом? – предположил Раду. – Или вот я как-то видел, у южан, трехгранные тонкие кинжалы.
– Возможно, – рассеянно сказал Корнелий. – Не суть. Мне что-то не нравится. Что-то здесь неверно. Руки и ногти чисты, она не сопротивлялась. Нет других повреждений, только рана на шее и тонкий след крови из нее. Мы не можем ее вскрыть, чтобы посмотреть состояние внутренних органов, но…
Он выпрямился, задумавшись. Потом склонился над телом, в этот раз осматривая голову.
– Зубы ровные, крепкие. Девушка хорошо жила. А вот язык прикушен… и запах. Ты чувствуешь, Раду?
– Она пахнет мертвой.
– Значит, не чувствуешь. Или вовсе не знаешь его. Слизистые во рту – красные. Помоги, мы немного перевернем ее и посмотрим спину… Ты не боишься, Раду? Тебе не дурно?
– Нет, мастер, – с небольшой заминкой отозвался Раду. – Мне жаль ее. Но плохого я не думаю, это всего лишь тело. Не весь человек, не целиком уже.
Корнелий кивнул, глядя на своего помощника.
– Что ж… тогда слушай. Никто не пил ее кровь, но по характеру и цвету этих пятен – видишь? – я могу сказать, что ее отравили. А запах, что я упомянул – это горький миндаль. Думаю, ты с ним не знаком. Тоже признак отравления. Тут все гораздо страннее, чем казалось на первый взгляд.
– Получается, кто-то специально сделал проколы, будто укусы? – спросил Раду, помогая Корнелию уложить тело. – Чтобы скрыть причину?
– А кто бы здесь о ней догадался? – сказал Корнелий. – Нас бы не стали звать, если бы не думали об упырях. Пойдем, Раду.
– Это все? – с некоторым разочарованием спросил Раду. – Мы не сможем узнать, кто в этом виновен. Всего-то подозрения. Будь это упырь…
– Раду!
– …было бы легче, – упрямо закончил Раду. – А так они похоронят ее и забудут. И виновник останется, как всегда, безнаказанным.
Раду с таким выражением произнес последнее слово, что Корнелий невольно обернулся. Сложно было что-то разобрать на его лице, но Корнелий подумал, что, верно, что-то личное, глубоко спрятанное, задело в Раду этой историей.
– А каким богам молишься ты? – спросил он.
Это не уводило тему в сторону, лишь продолжало мысль Корнелия, который вдруг заподозрил, что его помощник придерживается неких совсем уж древних и темных языческих верований.
– Я не молюсь никому, – сумрачно отозвался Раду. – Тию иногда молится, и за меня, но она по привычке. Нас приучали слушаться Трех Хранителей.
– Религиозная система в вашей стране весьма запутана и интересна, – пробормотал Корнелий. – Расскажешь потом подробнее. Сейчас мы будем знакомиться с родственниками князя…
Они уже прошли аллею, и оставалось только завернуть за угол здания, чтобы подойти ко входу.
– А почему ты сразу решила, что ее убили? – спросил Корнелий, которому все не давала покоя горячность Раду в вопросах наказания виновных. – То, что смерть пытались прикрыть другой причиной, еще не значит, что имело место убийство. Вдруг это нелепая случайность, стечение обстоятельств? Кто-то испугался, что его обвинят и выдумал упыря и всю эту историю.
Раду открыл было рот, чтобы ответить, потом нахмурился.
– Я же просил, мастер Тенда. Вы опять обращаетесь ко мне, как к женщине.
– Нас не слышит никто, – отмахнулся Корнелий. – Велика ли беда? Я и прежде предлагал тебе вернуться к прежнему… образу. У меня нет предубеждений против женщин, выполняющих свою работу достойно, как это делаешь ты. Для общества я могу представлять вас своими родственницами.
Корнелий даже остановился, преграждая Раду дорогу. Раду сразу же напрягся, сузив глаза – Корнелий подошел слишком близко.