***
Девушка рассеянно переодевалась в ту самую «приличную» пижаму, думая что ей делать утром, когда свет разгонит тьму и перед ней раскинется лишенная смысла дорога в никуда. Она могла бы вернуться в Принстон или поселиться неподалёку от отца, украдкой наблюдая за его пчелиным царством, но это было лишь временным решением. После того, как второй отец вернул ей память о мире, где она когда-то сражалась и любила, земная жизнь казалась Вики блеклой кинолентой, что постеснялись сжечь и тихо похоронили в темном углу. Да, Дьявол определенно знал, за какую именно струну нужно дернуть, чтобы лишить ее разума и отнять контроль: да, она была единственной слабостью Геральда, а он — ее.
Она не знала, сколько времени прошло, но темнота все еще стояла за окном, укоризненно вглядываясь в ее потухшие глаза — только теперь она понимала, насколько страшную ошибку совершила, и какое будущее ей теперь уготовлено в наказание за слабость. Лишь когда легкое дуновение теплого ветра вывело ее из тяжелых раздумий, Вики осознала, что продолжает стоять у окна в одной пижамной рубашке, держа второй элемент комплекта в руке. Обернувшись к источнику, она наткнулась на внимательный взгляд голубых огней.
Геральд изучал ее черты так, делал это всегда — мягко и спокойно, словно касаясь. На миг Виктории показалось, что предыдущие события были лишь страшным сном, но бессмертные их не видят. Они стояли в абсолютной тишине: он не отрывая глаз, она — не смея дышать. Единственной причиной его возвращения, как думала девушка, было лишь желание попрощаться с ней навсегда, завершить проделанный вместе путь. Они встретили друг друга, когда она была обессиленным человеком, а он — разочарованным в мире демоном, и сейчас, как тогда, она была лишь слабой тенью, а он — опустошенным бессмертным. Их круг, наконец, замкнулся. Не решаясь отвести глаз, он стояла, не шелохнувшись, перед древним демоном, первым и главным в своей жизни. Любое слово было бы лишним, и она просто ждала, когда он повернется к ней спиной и навсегда покинет ее жизнь, забрав с собой весь свет этого мира. Но Геральд все стоял, согревая голубым пламенем ее лицо, и когда Уокер поняла, что больше не выдержит, он одним внезапным твердым шагом оказался рядом и спокойно накрыл ее губы своими.
Осторожно касаясь лишь кончиками пальцев, нежно очерчивал ее скулы, губы, подбородок. Единственный несмелый шаг, что она себе позволила, вновь пробудил бушующее зарево в его глазах — и вот сильная рука сжимается вокруг ее талии, притягивая и давая опору внезапно потерявшему всякий вес телу. Геральд медленно покрывал ее шею поцелуями, спускаясь к тонким ключицам, которые она так и не успела прикрыть верхней пуговицей. Нежный шелк, не выдержав удивительной силы, упал к ее ногам, за рубашкой последовали и штаны, что она, наконец, выпустила из рук. Тишина накрывала их мягкими волнами, позволяя слышать лишь один звук — слитое в унисон биение сердец. Робкими пальцами, все еще не веря в происходящее, Виктория осторожно освободила демона от «шпееровского» пиджака, следом за ним невесомо слетела и плотная черная футболка — перед девушкой вновь стоял ее белый идол. Завороженная, она потеряла счет времени, любуясь сильными руками и косыми мышцами живота, а он и не торопил, давая ей возможность невесомо касаться горячей кожи, убеждаясь в реальности этого мига. Наконец, тонкие пальцы прочертили ровную линию от пупка к ремню брюк: тот, гремя массивной пряжкой, упал на холодный паркет, но этот звон никто не услышал.
Геральд бережно, словно хрупкий сосуд, поднял ее и усадил на подоконник, и длинные ноги тотчас обвили его талию, зажимая в стальное кольцо — все пути к отступлению перекрыты, а все мосты сожжены. Намеренно растягивая каждую секунду, пересохшими губами демон провел невесомую дорожку по ее руке к шее, нежно касаясь ладонями бедер. Он, казалось, и сам не верил, что сейчас перед ним сидит его Уокер — настоящая, живая, теплая. Окончательно Геральда убедил еле слышный стон и дрожание ног, что продолжали сжимать его бёдра, переплетаясь за спиной. Кружевное белье было уничтожено быстрой голубой искрой, высеченной из пальцев, от которой по телу Виктории прошла еще одна неуловимая волна. Медленно, играя со временем и остатками самообладания, демон сделал первое спокойное движение, проникая сразу до конца. Замерев, он притянул ее губы к своим, и, не торопясь, продолжил. Древний, познавший за века каждый способ получения плотского удовольствия, лишь с ней понял, что значит слияние двух душ. И сейчас, вновь прикоснувшись к стройному телу, он понимал, что сколько бы раз она не падала, сколько бы раз она не теряла свои крылья, ее дух оставался неизменен. И каждой своей бессмертной клеткой Геральд чувствовал, что этот дух по-прежнему принадлежит лишь ему.
Воздух вокруг них уже начинал вибрировать, когда Виктория резко напряглась и обмякла на холодном дереве широкого подоконника, продолжая вжиматься в него изо всех сил. Подхватив лёгкое тело, не разрывая священное единство поцелуя, он перенес ее на широкую кровать в углу и бережно уложил на серые простыни, отливавшие серебром в свете холодных звезд. Невольное воспоминание перенесло его в уже далекое прошлое старого поезда, когда он так же смотрел на ее обнаженные плечи, из которых волнами струились ее волшебные крылья, подаренные первым бессмертным. Как тогда, сейчас он оказался парализован и лишен разума лишь одним взглядом ее синих глаз.
Нежность теплой летней ночи была потеряна — теперь, пожираемый изнутри всеми огнями Преисподней, он, едва не рыча, резко и бескомпромиссно овладевал ей, словно верил, что мощь, которую он вкладывает в каждое глубокое движение, вернет их в тот поезд, где они впервые познали самую могущественную силу, забыв и о запрете, и о надвигающемся конце света. Сжимая ее разметавшиеся русые волосы в сложные узлы, едва не срываясь на стон, Геральд все отчетливее понимал, что не имеет права потерять ее снова.
Не теперь, когда нашел с таким трудом.
Никогда.
Последний резкий толчок вызвал новую волну дрожи и вот уже они оба, еле дыша, лежат рядом, словно только что очнулись от векового сна и, наконец, увидели мир.
Успокоив воскресшее сердце, Геральд привлек ее к себе, крепко прижимая обнаженное тело. Голова Уокер покоилась на широкой груди. Они не хотели нарушать тишину, но груз пережитого невозможно было сдерживать дольше.
— Как ты мог простить меня? — еле слышно спросила она, не шевелясь.
— Я не мог не простить, — спокойно выдохнул демон, целуя ее макушку. — Ты нарушила свою клятву, но, по сути, меня ты не предавала. Хотя я все еще зол — я же учил тебя взвешивать сложные решения, а не совершать необдуманное и непоправимое.
— Прости, — прошептала она, закрывая глаза.
— Повторяю, Уокер, ты меня не предавала, хотя и расстроила. Предпочла довериться Дьяволу, даже не удосужившись обсудить его угрозы со мной, и приняла решение за нас обоих. Но, раз уж так вышло, разбираться с последствиями тоже будем вместе.
— И что мы будем делать?
— Мы будем, Уокер, — за все время, что она была рядом, Геральд не никогда не произносил этого банального слова на букву «л», предпочитая выражения куда значительнее.
— Я не смогу вознестись, а ты не можешь покинуть Преисподнюю, это твой дом, — осторожно повернула голову девушка, смахивая с лица разметавшиеся пряди.
— Мой дом там, где ты, — спокойно отрезал Геральд, поглаживая ее плечо. — Я все улажу.
Вики на миг потеряла не только дар речи, но и, кажется, навык дыхания: он не только простил ее за свершенное, проведя многие месяцы в ненавистном ему мире, ища ее след, хотя она и не думала теряться, но и не задумываясь принял решение, на которое у нее самой сил не хватило — демон выбрал их.
— Но война? — Вики смогла выговорить только два слова, все еще пытаясь осмыслить его невероятный поступок.
— Пусть и неоправданная, но все же удивительная жертва, что ты принесла, не должна быть бессмысленной. Я сделаю то, на что, по мнению Сатаны, не способен. Я договорюсь с Цитаделью. Войны не будет, — он продолжал говорить ровно, будто читал ей перед сном одну из старых адских сказок. — На мое место встанет Винчесто — он умен, рассудителен, и сможет поднять Преисподнюю так, чтобы не провоцировать новые конфликты с Советом. А я буду ждать тебя после этих забавных лекций со стаканом этого вашего кофе. Буду возить на этой железяке по самым прекрасным местам мира. А потом мы состаримся и умрем, лежа так же, как сейчас. Да, ты все решила сама, поверив в Дьявола, хотя должна была верить в меня. Но больше ты так не ошибешься, потому что отсюда, — он обвел взглядом комнату, внутрь которой уже начинали пробиваться первые рассветные лучи. — Бежать уже некуда.