В маленьком отеле в приличном районе Милфорда было тихо и спокойно, а еще совершенно пусто: в распоряжении Стоунволл и Шпеера были любые номера на выбор, и ее больная и немного сонная подростковая фантазия о том, как они делят одну узкую кровать на двоих, была нещадно растоптана парой ключ-карт. Девушка было предложила оплатить и его размещение, но профессор лишь отмахнулся, бросив на стойку ресепшена ненормально толстую пачку наличных.
— Альберт, я думала, вы взяли одноместный номер на ночь, а не люкс для новобрачных на месяц, — рассмеялась Элизабет, указывая на зажатую тонкой серебряной лентой стопку Бэнов Франклинов.
— Я не разбираюсь в ваших деньгах, — буркнул внезапно потемневший Шпеер. — Давайте свою сумку.
Растерявшаяся от очередного перепада настроения попутчика, Элли протянула во властную ладонь саквояж и поплелась в сторону лифта, опустив плечи. Дверь в номер Шпеера захлопнулась громче и быстрее, чем ей бы хотелось, но сил на анализ нестабильного поведения профессора у нее уже не оставалось, а потому, затащив вещи в свою комнату, она отогнала дурное предчувствие, достала из сумки пижаму, а из шкафа — белый пушистый халат.
Ванной в номере не было, и Элизабет, в очередной раз усмехнувшись своей неожиданно нахлынувшей в пути озабоченной наивности, встала под горячий душ: может, она и была рождена птицей, но воду любила как самая последняя рыба. Отжимая мокрые волосы мягким белым полотенцем, она медленно расхаживала по комнате, уже представляя как открывает скрипучую дверь в старый дом, выходит к огромному озеру и наслаждается тишиной Мусхед-лейк. Громкий стук выдернул ее из раздумий бесцеремонно и грубо, и босые пальцы неожиданно встретились с углом кровати. Выругавшись так, как мог бы браниться докер, но никак не приличная молодая женщина, преподающая литературу в Принстоне, Элизабет доковыляла до двери и злобно распахнула ее.
— Что? — вопрос прозвучал резче, чем того заслуживал даже грубиян-профессор со своим переменчивым, как осенняя погода, настроением.
— Простите, мисс Стоунволл, я не хотел вас обижать еще раз, полагаю, ваша реакция закономерна, — увидев перекошенное красное лицо девушки, Шпеер склонил голову и развернулся к своей двери, стоящей напротив.
— Нет-нет, Альберт, вы здесь совершенно ни при чем, — поспешно крикнула его спине Элли. — Я просто ударилась ногой как раз, когда вы постучали. Это банальное совпадение, пожалуйста, не принимайте на свой счет. И извините за слова, которые вы могли слышать, пока ждали тут — они были адресованы не вам, а чертовой ножке кровати.
Профессор остановился, оглядел девушку с головы до ног и только теперь заметил нелепо подогнутую правую ногу.
— Ох, Элизабет, как же вы умудрились? Никогда бы не заподозрил вас в неуклюжести! — Шпеер наметил улыбку и вернулся к проему. — Давайте, я посмотрю.
— В этом нет никакой необходимости, Альберт, — улыбнулась девушка, но приглашающий жест все же сделала, отступая внутрь.
— Я обещаю, что лечить не буду, а просто посмотрю, — к профессору вновь вернулось хорошее настроение и он хитро улыбнулся, садясь на корточки у кровати.
Красная, но уже не от боли, Элизабет опустилась на край постели и протянула узкую стопу в широкую руку Шпеера, завороженно наблюдая за тем, как медленно он касается уже успевших припухнуть пальцев. Руки, что осторожно ощупывали щиколотки, несомненно, перенеслись из того измерения, в котором она кружила свой вальс. Руки, что аккуратно постукивали по тонким костям, бесспорно крепко держали ее талию там, где она была счастлива. Напряжение в комнате можно было, пожалуй, резать любыми подручными средствами, но молчание не нарушал ни Альберт, так и не выпустивший ее ногу, ни она, боявшаяся сделать лишний вздох.
«Какая ванная, мисс Стоунволл, вот ваша самая желанная фантазия. И она вот-вот сбудется», — думала она, замерев каменной статуей.
— Вы женаты, Альберт? — вопрос прозвенел кнутом в тишине, и лишь спустя мгновение девушка поняла, что эти страшные слова вырвались из ее рта. Элли инстинктивно прикрыла губы. — Простите, профессор.
Шпеер одарил ее тяжелым взглядом исподлобья и встал, выпустив из пальцев нежную щиколотку.
— Я был готов связать себя до конца жизни с любимой женщиной, однако скрепить свой союз нам так и не удалось, — он тихо повернул ручку и вышел наружу. — Извинения приняты.
***
Не проронив ни слова за завтраком, они так же молча сели в машину и тронулись. Уже к закату Шпеер планировал привезти Элли в Гринвилл. И это была единственная фраза, произнесенная в салоне за первые два часа поездки. Девушка тоже предпочитала ничего не говорить, и не смотреть на него, и даже не дышать в его сторону. Настолько неловко и глупо она не чувствовала себя никогда — в колледже повода краснеть не случилось, а до Принстона она вообще ничего не ощущала. Пара остановок у придорожных забегаловок, немой обед в Аббат-Вилладж, который Элизабет оплатила, как и обещала, когда они еще могли открывать рты в присутствии друг друга, и еще два часа под спокойный шум мотора.
Наконец, Шпеер остановил внедорожник на дорожке из гравия, оборвавшейся у большого каменного дома. Элли медленно вышла из машины и облокотилась капот — по заверениям Хоббса и одобрительным кивкам Мортеля, это место должно было у нее вызвать чувства.
Любые — грусть, радость, печаль, счастье, сожаление, облегчение, но девушка не испытала ни единого порыва. В ее сердце по-прежнему веял ветер и еле слышно лилось начало из «Лета» Вивальди.
— Вы бы хотели посмотреть на озеро? — негромко спросила она. И ответом ей был спокойный кивок.
Она не знала, сколько они простояли в тишине, вглядываясь в глубину. Руки Шпеера были сложены на груди, а голова слегка наклонена набок. Элизабет почему-то ощущала, что он не хочет покидать это место, но найти ответ на вопрос «почему?» не могла никак.
Внезапно мягкий порыв ветра одарил ее локоны полетом. Оба инстинктивно обернулись.
На Элли внимательно смотрели яркие синие глаза, полные печали и сожаления. Высокий седовласый мужчина медленно подошел к девушке и взял ее руки в свои.
— Прости, дитя мое. Я не смог тебя защитить.
Мир вокруг Элизабет стремительно сжался и погрузился во тьму. Последним, что она успела заметить, падая на мягкую подушку нетронутых трав, было разъяренное лицо Шпеера, кричащего незнакомцу, за спиной которого угадывались самые настоящие серебряные крылья, «Какого черта ты снова натворил?!».
Глухой удар медленно известил девушку о том, что ее висок успешно состыковался с землей.
========== Часть 6. Потерянный ==========
Надежды нет! - вот в этом и надежда!
Ведь безнадежность и дает тебе
Такую величайшую надежду,
Что даже честолюбие робеет
И на нее взирает боязливо. *
Уокер не было ни в библиотеке, ни в саду, ни в кухне, где эти несносные бесы вечно эксплуатировали ее доброту и дар исцеления, приобретенный вместе с выбором стороны. Вики попросту испарилась — лишь черное перо за оранжереей напоминало о том, что еще вчера нежные руки касались прозрачных створок, а легкие шаги — бурой адской травы. Ее энергия исчезла, не оставив за собой даже еле уловимого следа. Двадцать дней он со всем чертогом обыскивал каждый закоулок Преисподней и еще столько же — все небесные гроты. Беглый взгляд на Школу дал понять, что Ребекка, похоже, вернувшая разум, но утратившая могущество Цитадели, не могла утянуть дочь к себе, а исследование водоворота не показало ничего — на землю его Уокер тоже не перемещалась.
В очередной раз напившись глифта, Геральд искал ответы в ледяной корке Коцита. Окончательно растеряв мысли, демон вспоминал всех тех, кто, как и он, утратил ее. Он представлял, как растерянная Мисселина беззвучно шевелит губами, надеясь подобрать слова ободрения, как его ближайший соратник и новый Адмирон Винчесто, в первый же день очарованный Викторией, раз за разом, выбиваясь из сил, продолжает проверять энергию, поглаживая одно из ее черных перьев. Но острее всего перед его глазами стояло уставшее, но светлое лицо смертного мужчины Джима Уокера — ведь он потерял ее еще раньше.