Тонкие пальцы вцепляются в предплечье. Появляется мысль о завтрашней игре за честь факультета. Все будут разглядывать отпечаток пятерни, оставленный Себастианом. Но оно того по-прежнему стоит, поэтому он легко накрывает судорожно сжимающийся кулак свободной рукой и продолжает смотреть в темнеющие глаза.
Лопатку саднит, поврежденная кожа чешется под бинтом. И Брок почему-то думает, что именно так должно ощущаться, когда кто-то пытается пробраться к самому твоему сердцу через плоть. Такие мысли пугают. Они ему не нравятся. И в то же время согревают, заставляют щеки покрываться румянцем. Себастиан навсегда останется его частью.
— Деньги.
Голос у лысого мужика такой же неприятный, как и лицо. Брок протягивает ему мятые купюры. Тот кивает, просит не снимать бинты до завтрашнего дня, «иначе попадет какая-нибудь зараза и‚ вы, пидоры, до свадьбы точно не доживете». Обидеться не получается. Себастиан только хмыкает на подобную реплику– хорошо, что не содомиты — и спешит покинуть полуразвалившийся ангар.
Они добираются до дома почти час. В переполненном общественном транспорте с поврежденной спиной, когда каждый норовит тебя толкнуть и задеть — худшая поездка в их жизни.
— Надо промыть, — тихо говорит парнишка, стягивая свою рубашку.
— Ты что! Нельзя! Краску вымоешь. Там же все проспиртовано. Не бойся.
Брок избавляется от футболки. Последнее, чего им хочется, чтобы родители увидели окровавленную одежду. Не поймут. Даже пожилая Аманда Грин не оценит трепетных чувств и полет фантазии футболиста. Она все еще единственная, кто защищает их. О Джареде Милтоне вспоминать совершенно нет необходимости.
Бинты быстро пропитываются кровью. Делать перевязки Себастиан научился практически сразу, после их знакомства, а Брока учил брат, поэтому наложить заживляющую мазь и сменить повязку не представляет труда.
Себастиан черкает в блокноте, грызет карандаш и недовольно хмурится. Брок сидит на подоконнике, курит. Он редко так делает в присутствии пианиста, тем более в его доме. Сейчас парнишка не ощетинивается, почуяв запах табака. Сидит тихо, склонившись над бумагой, и не обращает никакого внимания на присутствие Брока.
Тот выдыхает в форточку облако едкого дыма. В голове бардак. Проблемы в университете, на работе неспокойно, ходят слухи о сокращении, теперь еще зудит левая лопатка. Брок чертыхается, соскакивает на пол с кошачьей грацией. Целует красивую спину чуть выше бинта, и забирается на кровать, устраивая голову на бедре Грина, подаваясь под ласкающую ладонь.
— Сочиняешь?
— У нас творческий конкурс для первокурсников. Я бы хотел принять участие. Профессор говорит — есть шанс.
— Ты справишься. У тебя же талант, — уверяет его Брок.
Впрочем, прямо сейчас он не настроен терпеливо ждать, пока друг допишет нотную строку. Блокнот летит на пол. Себастиан хохочет и, заваливаясь назад, ударяется головой об изголовье кровати, потому что Брок принимается пересчитывать его ребра. Щекотка быстро прекращается, а замерший на постели музыкант не может отвести глаз от ярко-алых искусанных губ. Броку не знаком этот взгляд — проницательный и нежный, неуверенный, растерянный даже.
— Бастиан, — шепчет он.
Парнишка вздрагивает. Моргает и тянется обнять. Скользит по плечам, задевая бинт. Цепляется за руки, будто утопающий за спасательный круг. Страх в каждом движении. Брок не знает, что делать. У него за плечами богатый опыт подобного общения с прекрасным полом, но как успокоить напуганного собственным желанием парня он не представляет. В голове роятся множество пошлых мыслей. Вот только пошлости здесь не место. Она хороша для быстрого снятия стресса в подворотне у бара. А тут так нельзя. Здесь надо любовью брать, не бездушной страстью. Поэтому он убирает челку со лба, заглядывая в глаза, и боится вздохнуть. А потом просто целует приоткрытый рот.
Распластавшийся под ним Себастиан молчит. Доверчиво подставляет под поцелуи шею, ключицы. Выгибается навстречу прикосновениям. Чуть улыбается. Дышит тяжело, загнанно. Брок считает его красивым и, кажется, говорит об этом вслух, потому что щеки музыканта заливает краска. Он закусывает губу, смешно морща нос, когда поцелуи опускаются ниже. Щекотно, наверное.
Брок не успевает понять, что пошло не так. Себастиан просто сталкивает его с себя и сбегает из комнаты, не сказав ни слова. И откуда только силы взялись. Очевидно, побег завершился в ванной. До ушей доносится звук льющейся воды и тихие ругательства. Брок возбужден, и мозг категорически отказывается соображать. Скорее всего, он перешел границу, о которой ему никто не потрудился сообщить. И Брок хочет постучаться головой об стену от собственной глупости и бессилия.
Себастиан нагло игнорирует стук в дверь, плещет в лицо ледяной водой, пока зубы не начинают стучать. Он сам не понимает, почему колено, осторожно вклинившееся между бедер, привело его в такой ужас, что сбежать из спальни показалось лучшей идеей. Ему стыдно за свою трусость. Он не хочет видеть никого, особенно собственное отражение в зеркале. Открыть дверь все равно приходится, так как еще минута и ничего не понимающий футболист вынес бы ее одним сильным ударом.
— Прости.
Себастиан прячется за полотенцем. Трет лицо, будто старается стереть смущение. Брок не удостаивает его ответом. Притягивает к себе. Обнимает по-медвежьи, крепко, тепло, словно защищая. Целует в макушку, трется носом.
— Видимо, просить прощения должен я, — он улыбается, не выпуская парнишку из объятий.
— Нет! — Себастиан отходит на шаг, — Нет. Все хорошо. Просто перенервничал. Кажется, я еще не готов быть с тобой…так. Прости.
Теперь Брок думает, что побиться головой об стену все-таки было бы неплохо. Как можно быть таким слепым идиотом? Он ненавидит себя, но теперь хотя бы понимает, что случилось. А с этим уже можно было работать. В конце концов, утешать внезапно испугавшихся близости девушек он умел. Значит, с лучшим другом точно справится.
— Так значит, с Моник… — отчего-то закончить не получается.
— Нет, — музыкант мотает головой, — Целоваться-то сложно было. Воображение постоянно рисовало тебя. Тащить ее в постель совсем не хотелось. Мне казалось это нечестным по отношению к ней.
— Так вот как ты меня представляешь, — усмехается Брок, — Под собой.
Себастиан отчего-то его веселья не разделяет. У него даже грудь идет красными пятнами. Брок выхватывает из рук спасительно полотенце, не позволяя спрятать лицо. Ему безумно нравился смущенный пианист, не знающий, куда пристроить оказавшиеся свободными руки. Он верит, что увидит его таким еще не раз, но на сегодня экспериментов достаточно.
— Идем спать. Уже поздно, — в ответ на вопросительно вскинутые брови он улыбается, — Сегодня я сплю здесь. И на кресло я не согласен.
С ним не спорят, даже не разговаривают, покорно покидают небольшое кафельное убежище и бредут обратно в спальню. В темноте раздеваться совсем не страшно — все равно ничего не видно. Они ложатся по разные стороны, будто сознательно избегая прикосновений. Себ засыпает почти сразу, измученный незнакомыми чувствами, страхом и болью.
Первая, проведенная вместе ночь. Брок хочет ее запомнить, зарисовать в подсознании до мельчайших подробностей. Долго не засыпает, погруженный в свои мысли. Он обещает себе, что больше не будет спешить. Но все еще удивлен внезапно открывшейся правдой. Он ведь и забыл, почему его друг расстался с Моник. Брок наблюдает, как размеренно поднимается грудь Себа под растянутой футболкой. Улыбается ощущению тепла и уюта.
Спать в одной кровати с Себастианом сомнительное удовольствие. Он ерзает, постоянно пинается и все время норовит забросить свои конечности на Брока. В итоге он практически полностью оказывается лежащим на своем лучшем друге. Жмется лбом к плечу, елозит беспрестанно и умильно сопит в шею. Он спит на нем всю ночь, больше не шевелясь. Когда солнце окрашивает потолок в розовый цвет, Брок засыпает, прижимая к себе сопящего, что-то говорящего во сне Себастиана.