— Крис! — воет Брок.
Себастиану почему-то вдруг становится жаль, что Крис никогда не услышит положительный ответ на вопрос «и вы уже… ну?». Никогда. Он крепче обнимает рыдающего в голос Райта. Словно объятия способны заглушить ту боль, что сейчас разрывает Брока изнутри. Гладит по голове. Молчит. Сам держится на честном слове и недюжинной силе воли. Нельзя расклеиваться.Он должен быть опорой. Сейчас время Брока быть слабым.
Кристофер был хорошим другом. Отличным братом. Прекрасным человеком. Он стал для него семьей, как и его брат. Их первая общая жертва принесенная этой войне. Когда перечисляют цифры, пусть даже с фамилиями, погибшие не имеют лица, теперь оно у всех одно.Брок протягивает мятый конверт.
— Это тебе. Лично в руки, — шепотом говорит музыкант.
— Прочти. Я сам не могу. Пожалуйста.
Спорить не хочется. Он принимает конверт. Бережно вынимает письмо. На мгновение замирает, рассматривая черно-белое фото улыбающегося Криса в новенькой, не видавшей боя, военной форме, а после начинает неторопливо читать.
«Привет, мелкий. Сижу в блиндаже. Воды мало, кровь после операций нечем смывать. Сейчас затишье. Немцы, черти, день и ночь обстреливают. Наши их сбивают, а они все лезут. Точно черти! Прямиком из ада лезут. Ведь прицельно бьют, по кресту. Твари. Через неделю меня отправят в Америку. Лондон — та еще зловонная яма. А их акцент. Ужас, да? Ко мне тоже привязался. Теперь сам не всегда понимаю, что говорю. Буду избавляться целую вечность, когда вернусь.
Послушай, что скажу, держись подальше отсюда. И мальчишку своего не пускай.Они не люди, не звери даже. Демоны! Взрослые без вас повоюют. Тем более США до сих пор не вступили в войну. Фронт не место для ваших…отношений. Если не хочешь под трибунал попасть, а там и до расстрела недалеко. Позаботься о семье. Маме скажи, что я ее люблю. Не пиши. Через неделю встретимся. До скорого. Крис».
Себастиан вытирает щеки, заканчивая чтение. Он возвращает помятый листок и фото в конверт. Он уверен, перечитывать это послание ему захочется очень нескоро.
— Чуть-чуть не успел. Дерьмо.
В голосе горькая усмешка. Брок ругается, остервенело размазывает слезы, натирая кожу до красноты. Отворачивается, словно стыдится своих эмоций. Себастиан помогает ему подняться. Ноги словно чугунные, и Грин чудом передвигает конечности, таща на себе друга.
В спальне темно. Кровать скрипит под их весом. Себ раздевает несопротивляющееся тело. Укладывает головой на подушку, накрывает шерстяным одеялом, позволяет прижаться к себе. Брок тихо плачет всю ночь. Они оба засыпают с рассветом.
Утром Себастиан оставляет друга отсыпаться, а сам идет к его матери. Говорит, что хочет помочь с организацией похорон, поминок хотя бы. Женщина гонит его, проклиная последними словами, винит во всем. Он уходит, напоследок сказав, чтобы она по глупости и второго сына не потеряла. Кажется, Джулия чем-то запускает в закрывшуюся за ним дверь.
Впрочем, еще через сутки, на похоронах, она не подходит к ним ближе, чем на 50 метров, старается не смотреть в их сторону. Ее никто не винит. Только миссис Грин осуждающе качает головой.
Брок знал, что его брат герой. Он пошел воевать на чужой земле, за чужие идеалы, за чужих людей с чужим дурацким акцентом. Кристофер Райт был похоронен дома. Достойно. Его младший братишка очень гордился им. Их мать прижимает к груди сложенный американский флаг. Она — мать героя. И она, конечно, тоже гордится им, вот только постарела за эти пару дней лет на десять.
После службы Брок замечает знакомого лейтенанта у гроба своего брата. Он тоже видит его. Мужчина выше его на голову, шире в плечах, его нос пересекает большой свежий рубец.
— Вы были близки? — спрашивает Брок.
— Мы были друзьями. Он спас моего сына, — отдавая честь могильной плите, говорит тот.
Лейтенант прощается. Брок стоит в одиночестве у могилы старшего брата. Себастиан оказывается рядом неожиданно, сжимает его плечо, отвлекает от грустных мыслей. Этот лохматый упрямый комок гордости давно стал его семьей. Крис просил беречь его, беречь семью. И он будет ее беречь. До конца.
— Я пойду добровольцем. Я должен.
— Знаю. Я с тобой.
— Нет! Ты останешься здесь и будешь продолжать играть. Тебе нельзя на войну.
— Скажешь хоть слово о моих руках — ударю, — он приподнимает уголки губ, — Я пойду с тобой, Брок.
— Крис просил не пускать тебя. Сам читал.
— Крис погиб.
— Именно. Я не хочу, чтобы ты был следующим.
Они стоят у свежей могилы. Перекидываются тихими фразами. А Себастиан все еще сжимает его плечо и это лучшее обезболивающее, что знакомо бывшему футболисту. В воздухе сладко пахнет гвоздиками, а от лилий хочется чихать. Миссис Грин кладет белые цветы и грустно улыбается. Обнимает Брока, говорит, что все будет хорошо. Он ведь сильный. И не один. Они справятся. Они семья. Женщина берет своего внука за руку и уводит его, оставляя Райта наедине со своими мыслями.
Себастиан просыпает посреди ночи от холода. Он отвык спать один. Ветер из распахнутого окна разметал по полу бумажки, пробрался под одеяло. Парень мелко дрожит и оглядывает пространство вокруг себя. Пусто. Не занятая сторона кровати давно остыла.
— Брок?
Ответа нет. Он ступает босыми ногами на холодные доски. Снова зовет и снова тишина. В квартире Брока нет. Бабушка сидит в кухне и читает какую-то книжку в яркой обложке. Она удивляется, заметив бодрствующего внука. Женщина не знает, куда пошел Райт, но советует искать его в «значимом месте».
— Когда людям плохо, они любят приходить в места, где в прошлом случалось что-то очень хорошее, — говорит она.
Три часа ночи. На улице завывает ветер и накрапывает дождь. Себастиан Грин бежит по пирсу в надежде увидеть знакомый силуэт. Длинное широкое пальто развевается на бегу, путается в ногах. Кепка так и норовит свалиться. Он останавливается у камней, на которых сидел много лет назад, прижимая к коленям голову лучшего друга. Оглядывается по сторонам.
— Я здесь.
Брок выходит на свет фонаря. Он держит спину неестественно прямо. Чуть улыбается, мол, рад видеть, спасибо, что пришел, я в порядке, вали домой. Он выглядит бесконечно усталым. С разбитых костяшек капает кровь. Себастиан не хочет думать о том, что случилось с деревом, на котором его друг срывал злость и горечь. Правда не хочет.
— Пойдем домой. Здесь холодно, — говорит он, протягивая руку.
Брок кивает. Вечно зябнущий музыкант смотрелся нелепо в ночном парке среди облетевшей листвы в своем огромном пальто. Чересчур уязвимым.
— Завтра я подам заявление об увольнении. Потом документы в призывной пункт.
— Я пойду…
— Да, со мной. Я понял, — он тяжело вздыхает, — Как долго ты собираешься следовать за мной, Бастиан?
— Всегда.
Брок обнимает замерзшего парнишку. Втягивает родной, знакомый до последней нотки запах. Себастиан пахнет молоком, немного дождем, хлебом. Себастиан пахнет домом. Так уютно, что не может возникнуть мысли о том, чтобы оставить его здесь. Одного. Парнишка сворачивается в надежных объятиях. Улыбается глупо, по-детски наивно. Будто нет в мире зла и боли. Будто нет войны. И Крис обязательно снова ворвется в их комнату без стука и снова заставит краснеть полуголого музыканта. Будто верит, что все действительно будет хорошо. Райт оправляет на нем шарф и кепку. Эта наивность погубит их обоих, и ему это хорошо известно. Но сейчас, здесь, он хочет, чтобы Себастиан как можно дольше верил в то, что все можно исправить, подобрав подходящие ноты.
Они возвращаются домой вместе. Дождь барабанит всю ночь. До утра ни один из них не может заснуть.
========== 11. ==========
11.
— Скажи ему.
— Не могу.
Аманда Грин трясет перед его носом повесткой. Раздраженно вздергивает брови. Рядового Райта просят явиться на место сбора через три дня, пройти военную подготовку, вернуться на несколько суток домой и на фронт милости просим. В пехоту. То, что он получил это приглашение только сейчас — случайность, ошибка почты. Брок рад громить фашиста на земле, пусть даже и чужой. Вот только дело в том, что Себастиан будет делать то же самое, но в море. Точнее, в океане.