Себастиан не хочет умирать. Он не умрет. Они вернутся домой. Вместе. Обязательно. Ведь если все заканчивается плохо, значит, это еще не конец. Так часто говорила бабушка.
========== 13. ==========
13.
Неделя пролетает неожиданно быстро. Проносится перед глазами чередой семейных завтраков, вечерних прогулок, бесконечно нежных поцелуев, жарких ночей. Правильно говорят — перед смертью не надышишься. И как бы Себастиану не хотелось провести все возможное время рядом с Броком, он решает вмешаться в семейный конфликт Райтов. Подходит как-то утром к отжимающемуся на кулаках Броку. Смотрит серьезно, очень строго. Брок от неожиданности садится на пол, переводит дух. Себ протягивает ему небольшой аккуратный букет и говорит:
— Ты сегодня пойдешь к матери.
Не вопрос. Просто озвученный факт. Брок удивленно приподнимает брови, но оставляет едкие комментарии при себе, кивает, забирает цветы. С серьезным Себастианом не надо спорить. Это все равно бесполезно. Проще сделать так, как он сказал. В конце концов, у эмоционального музыканта намного лучше с семейной психологией, чем у уличного бойца.
Мать не появлялась на пороге этой квартиры ни разу с момента его возвращения. Хотя узнала о том, что сын приехал на второй день его отпуска. Брок сам понимает, что должен сходить. Попрощаться. Ведь он уедет на войну, и она останется совсем одна. Гордость — это конечно, замечательно, но сейчас для нее не лучшее время.
Брок поднимается по лестнице бегом, сжимая в руках букет, чтобы не передумать. Аманда услужливо сообщила, но его мать уже вернулась с работы. Он никогда бы не подумал, что преодолеть два десятка ступенек будет так тяжело. Ему открывают сразу, он даже не успевает постучать.
— Мам?
— Брок!
Женщина обнимает его. Улыбается. Плачет. Повторение их последней встречи. Мерзкое чувство дежавю не дает покоя. Брок не может видеть ее слез, не хочет. Это больно. Почти так же больно, как видеть слезы Себастиана. Он вдруг замечает, как постарела Джулия. Не просто устала, исхудала, не выспалась, а именно постарела. Лицо испещрено морщинами и волосы седые. Она всхлипывает, обнимая сына за плечи. Она, как Себастиан, смиряется с неизбежностью судьбы. Потеряв на войне мужа, старшего сына, теперь она провожает на нее младшего, последнего. Она не надеется увидеть его снова. Она точь-в-точь, как Себастиан. Он осознает сходство парнишки со своей матерью. Это почему-то смешно и грустно одновременно.
Миссис Райт ставит чайник, достает из шкафчика заварку и маленькую стеклянную баночку с сухими зелеными листочками. Улыбается загадочно, высыпая их в чашку. Кухню заполняет приятный сладкий аромат.
— Мята. Как ты любишь, сынок, — говорит она.
Чайник неприятно свистит. Джулия заваривает чай. Брок пробует обжигающий напиток. Кривится. Он отвык от зеленого чая с мятой. Он вообще отвык от чая. Теперь ему ближе молоко. Кажется, мать не заметила этой перемены, а он не хочет портить момент.
— Знаешь, это Бастиан сказал, что я должен придти сюда. Даже букетом озаботился. Я не хотел. Честно, мам. Слишком гордый, наверное. Прости, — отставляя кружку в сторону, говорит Брок.
— Себастиан должно быть хороший человек, раз усмиряет твою гордость.
Любимое имя звучит из ее уст, будто проклятие. Не хватает только змеиного шипения. Брок улавливает ее интонации, привык к этому с детства. И руки под столом непроизвольно сжимаются в кулаки. Отстаивать честь Себастиана — его личная обязанность на всю жизнь с того самого дня, как он влетел в тощую спину на крыльце дома, но как защитить его от родной матери, он не знает.
— Ты когда-нибудь примешь нас?
— Впереди война, Брок, — она тяжело вздыхает, — Может все еще встанет на место. Эта дурь из головы уйдет. Он хороший парень, правда. Но он парень, Брок. Это неправильно. Сын, ты должен…
Ее речь прерывает стакан, вдребезги разбившийся о стену. Чай желтым пятном расползается на обоях. Брок сжимает кулаки. Стискивает зубы до боли так, что жевалки проступают. Мать напугана внезапной вспышкой гнева. Он видит это по ее лицу. Ему стоит невиданных усилий выдохнуть, отодвинуть стул, подняться на ноги и, повернувшись к ней лицом, чуть приподнять уголки губ.
— Если я погибну там, а он вернется… Позаботься о нем. Он мерзнет ночами, поэтому спит в шерстяных носках. Любит холодный сладкий чай. И он слишком справедливый. Чересчур честный.Упертый до глупости. И добрый, раз все еще не научился ненавидеть тебя. Вот только помни, я — не он.
Он оборачивается уже в коридоре. Смотрит на растерянную женщину и добавляет, будто добивает раненого:
— Еще одно. Мне больше не нравится чай с мятой. Я предпочитаю молоко. До свидания, мама.
Брок уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь, потому что хотелось хлопнуть так, чтобы окна задрожали. Но он мужчина, настоящий солдат. Выдержки и терпения ему не занимать. Брок приходит в себя только в тишине квартиры Гринов.
Он курит, почти на половину свесившись из открытого окна. Пепельница ломится от окурков. Аманда опять будет ругаться за испачканный подоконник. Он не знает, сколько часов наблюдает, как жмутся на карнизе замерзшие мокрые голуби. Вдруг последнюю сигарету бесцеремонно выхватывают из его пальцев. Тушат. Потом обнимают со спины, целуют в лопатку, с которой сполз растянутый свитер. Втягивают в тепло квартиры.
— Она твоя мать. И она любит тебя в любом случае. Просто не понимает. Когда-нибудь поймет. Наберись терпения, — Себастиан поправляет на нем свитер.
— Пока она не примет нас обоих, я не хочу иметь с ней ничего общего.
— Не говори глупостей, милый. Пожалуйста. Она у тебя одна осталась.
— И ты. И миссис Грин.
— Она — твоя кровь.
— А ты — моя жизнь.
На это Себастиану нечего ответить. Он не хочет пререкаться. Проводить последние дни в ссорах не лучшая идея. Он шлепает по полу босыми ногами, садится в излюбленное кресло. Опять сгибается в три погибели над старым пожелтевшим блокнотом. Ему нравятся их диалоги. Ничего лишнего. Все понятно. Четко. По-мужски просто. И иногда после очередного перебрасывания фразами находит вдохновение. Кружит голову, как когда-то в школе. И он с радостью уходит в свой мир. Отрешаясь от всего внешнего.
Брок долго переваривает брошенное невзначай нежное «милый». Произносит шепотом, словно пробует на вкус. У него все равно не получается сказать так, чтобы трепетало сердце, чтобы кожа на спине покрывалась мурашками. Он оборачивается. Парнишка пишет, ожесточенно зачеркивает что-то в блокноте, грызет кончик карандаша. Создает очередное произведение искусства. Брок пододвигает большой торшер ближе к креслу, чтобы тот не испортил зрение, и выскальзывает на кухню.
Кухня — это почти кабинет психолога, в качестве которого выступает миссис Грин. Она улыбается, хлопая по стулу рядом с собой, приглашая сесть. Потом достает из холодильника молоко и ставит на стол перед ними.
— Только не бей, хорошо? У нас не так много посуды, — она пододвигает к нему стакан.
Не самая удачная шутка. Хотя это действительно забавно. Но фраза заставляет покрыться щеки густым румянцем. Брок опускает глаза, пьет предложенное молоко маленькими глотками. Оно холодное, он не хочет простудиться перед армией.
Он любит Аманду, как родную. И искренне не понимает, почему его мать не может быть такой… солнечной. Он помнит историю, которую ему рассказывали много лет назад о Шоне, брате миссис Грин. Быть может, из-за него она так понимающе относится к выбору внука. Надо бы рассказать об этом матери. Тогда она поймет. Должна понять. Себастиан прав — она у него одна осталась. И Броку просто необходимо время, как и ей, чтобы принять решения друг друга.
Когда тишина начинает давить, он благодарит женщину и возвращается в комнату. Там на деревянных вешалках висят два новеньких комплекта формы: военно-морского флота и пехотных войск. Начищенные ботинки снизу. Ни пылинки. Себастиан отрывается от блокнота. У него растерянный вид, будто он только проснулся, не заметил его отсутствия.