— Тут другое.Я давно отпустила его, но когда я волнуюсь, руки сами тянутся к ним. Так легче.
— Не волнуйся. Сейчас доедем, дальше на корабле. А там нас встретят. Если повезет, ты и носа из укрытия показывать не будешь, — уверяет ее Брок.
Остальную часть дороги они едут в тишине. Бойцы в кузове веселятся, шутят, кричат, кажется, играют в карты. И Броку бы остановиться, поставить на вид, что у них боевой выезд по территории противника, нельзя расслабляться. Он косится на Себастиана, прислонившегося к стеклу, задремавшего, все еще с винтовкой в руках. По-хорошему им бы поменяться местами с Хейли, но если под головой снайпера вместо стекла окажется плечо Брока, у бойцов появится еще один повод для едких шуток в их адрес.
Их встречают на пирсе. Корабль большой, потрепанный, явно прошедший не одно сражение. У половины отряда обнаруживается морская болезнь. И по всем меркам это ужасно. Ребята свешиваются за борт, с прискорбными лицами прощаются со скудным завтраком. И так почти неделю. Себастиан ходит по палубе, как по подиуму. Посмеивается над слабыми солдатскими желудками, за что получает уничижительные взгляды в спину. Все прекрасно знают, что он служил на флоте.
Себастиан бесшумно заходит в каюту Брока. Сержант сидит за столом, обложившись папками и картами, всевозможными планами. Он грызет карандаш, размышляя какой лучше предложить курс команде судна. Он тут самый старший по званию, не считая капитана корабля. Все его слушаю, все что-то спрашивают и дергают без конца. И вот он, наконец, сидит в одиночестве в выделенной ему каюте.
— Ты больше не куришь? — вдруг говорит Себастиан.
— Бросил в госпитале. Тяжело было бегать к окну каждый раз, как приспичит.
— И не пьешь?
— Я стал святым, малыш, — устало смеется Брок.
— Если ты еще и целибат принял, то я зря восставал из мертвых.
Целибата Брок не принимал. Как оказалось, святым он тоже не был. Себастиан смеялся, припоминая белые крылья и нимб, пока Брок нетерпеливо скидывал бумаги со стола. Они целуются не торопясь, стараясь не думать, что выдалось украсть у смерти драгоценные минуты друг с другом. Стол предательски скрипит. Брок опускается губами к шее, прижимается теснее, дергает за майку, никак не может подцепить дурацкие лямки.
— Я сам могу раздеться, — неожиданно нервно напоминает Себастиан, накрывая его руки своими.
— Я сам. Можно? — просит сержант.
Ему разрешают. В принципе, музыкант никогда не умел отказывать своему лучшему другу. Руки дрожат, и стянуть майку кажется непосильной задачей, но Брок справляется. Он гладит его плечи, живот, добирается до ремня и замирает. Считает шрамы на загорелой коже. Он знал, что парнишка пострадал при атаке японцев, но не знал, что его собирали по частям. Себастиану не нравится этот пристальный взгляд, и он тянет Брока на себя. Целует, сбивает со счета.
Когда Райт закрывает его рот ладонью, Себастиан ему благодарен. Не хватало только быть застуканными в сержантской каюте, на сержантском столе, под сержантом. Себастиан смеется собственным мыслям. Стол в последний раз истошно скрипит, и ножки ломаются. Стол кренится. Они дружно смеются, поднимаясь с пола.
Кровать в сержантской каюте узкая и неудобная. Себастиан почти полностью лежит на нем. Тяжелый, горячий, расслабленный, родной. Брок уже засыпает, когда слышит тихий голос Себастиана.
— Это было ужасно, да? — хрипло спрашивает он, — Если долго обниматься с винтовкой, то потом ничего другого и не останется. Мои руки больше… не такие, какими нравились тебе. Я это понимаю.
Брок вздрагивает от неожиданности. Приподнимается на локтях, заглядывая в глаза. В каюте темно, не видно ни черта. Но он знает этого человека наизусть и отлично представляет, как сейчас выглядит его лицо: мучительно заломленные брови, чуть приподнятые в невеселой усмешке уголки губ, отрешенный взгляд. Он мотает головой. Сгребает Себастиана в охапку, обнимает крепко, до боли. Выпускает неохотно. Подносит к губам его ладони. Кожа загрубела, но пальцы все такие же длинные — изящные — и сильные. Он целует каждую подушечку, пока парнишка не расслабляется, не растекается по кровати.
— Молчи! Твои руки. Знаешь, для немца, который попытается изуродовать эти руки, будет отдельный котел в аду. Самолично прослежу за этим, — Брок утыкается носом в его висок, —Просто закрой глаза. Больше никто не сможет причинить тебе боль. Теперь я рядом.
Снайпер слушается. Закидывает на него руку, прижимается лбом к плечу и закрывает глаза, забавно посапывает. Брок засыпает под его мерное дыхание. Но ненадолго.
Их будит настойчивый стук в дверь. Хейли вопит, чтобы они, пидоры несчастные, отлипли друг от друга. Корабль неожиданно кренится в бок. Дверь распахивается. Парни переглядываются. Брошенная девушкой фраза кажется отдаленно знакомой. Они наспех одеваются и бегут наверх, когда нижние палубы уже начинают наполняться водой.
Люди кричат, что-то трещит, ломается и сильно пахнет гарью. Судно, обстрелянное японской авиацией полыхает. Люди прыгают за борт, где их подбирают спасательные шлюпки, которые успели спустить на воду. Они сидят в лодках, наблюдая, как идет ко дну их корабль.
Тишина очень быстро нарушается стрекотом пулеметов. Добраться до Лусона получается только через несколько часов плавания под перекрёстным вражеским огнем. Мокрые, уставшие, в копоти по уши, они валятся на песок, обнимаются, танцуют. Брок сжимает тонкие пальцы своего музыканта. Они пережили эту ночь. Не всем так повезло.
Хоронить погибших в море нелегко. Ни тел, ни жетонов, ничего нет. Хейли и другие медсестры плетут венки из ярких красных цветов, похожих на кровь. Они пускают их по волнам. Выжившие бойцы дают поминальную очередь. Не очень разумная трата ограниченных боеприпасов на вражеской территории. Но иначе они не могут. Погибшие достойны хотя бы такой панихиды.
Брок строит остатки взвода на перекличку. Из пятидесяти бойцов осталось двадцать семь, половина из которых ранена. «Старики» — они все теперь такие —сносят на берег уцелевшее после крушения добро. Ящик тушенки пришелся очень кстати. Сестры возятся с ранеными. Медикаментов не хватает. И после получасового отдыха Брок поднимает бойцов. Они идут сквозь джунгли к позициям филиппинских солдат. Их встречают как дорогих гостей. Только местный старший лейтенант скептически оглядывает потрепанное подкрепление. Он не говорит им, что они бесполезны, но глубокомысленное фырканье говорит громче всяких слов.
Силы не равны. Это Брок понимает еще в первом бою, поднимая своих в атаку. Рядом командует еще один сержант. Но ребята показательно его не любят и слушаются только своего командира. Такое ребячество раздражает, но к этому быстро привыкли все, даже филиппинцы.
Райт ненавидит рукопашный бой. Приходится смотреть в глаза тому, кого убиваешь. Брок потом ночами не спит, вспоминая стекленеющий взгляд и хруст ломающегося хребта. Он периодически оборачивается, выясняя, какую позицию занял его снайпер. Лусон — гористый остров. Найти подходящее места Себастиану не трудно. Трудно укрыться от солнца, чтобы оптика не бликовала. Играть в солнечных зайчиков под прицелом японских пулеметчиков у него нет желания. В Африке условия были еще хуже, он успел натренироваться. И сейчас найти затаившегося снайпера не всегда выходит даже у Брока.
На полуострове Батаан произошло одно из самых кровопролитных и затяжных сражений, в которых приходилось принимать участие людям Райта. Если бы не Себастиан, снимающий японских солдат, он бы не выжил. Чего сержант никак не мог предугадать, так это элементарно закончившиеся патроны в снайперской винтовке. Ближний бой не любил не только он один. Себастиан терялся, будто забывая все, чему его учили еще в Нью-Йорке. И когда он замечает, как целится недобитый японец Броку в спину, бросается вперед, закрывая грудью своего сержанта.
Когда Себастиан падает, японца уже добивают союзники. Брок поднимает снайпера на руки, несет к лазарету, где без отдыха трудятся врачи и медсестры. Они спасают жизнь отчаянному снайперу. Хейли начинает шутить про принцессу и ее рыцаря сразу, как перестает ругаться из-за беспечности этих двоих.